Константин Кеворкян - Фронда [Блеск и ничтожество советской интеллигенции]

Большевики, на ранних этапах существования СССР поощряли национальную интеллигенцию в ее наполеоновских планах «национального возрождения», которая органично входила в общую концепцию «культурной революции». На Украине поддержка проявлялась в проведении насильственной украинизации государственного аппарата и образования; той же цели содействовала переброска огромных масс украиноязычных крестьян в города во время индустриализации, что создавало в городах необходимый запрос на культуру – национальную по форме, социалистическую по содержанию. Партия всячески расхваливала этот процесс, афишировала его. Уже на Х съезде КП(б) У Генеральный секретарь КП(б)У Л. Каганович отчет ЦК демонстративно прочитал на украинском языке, что имело важное политическое значение.

Но терпения радикально настроенной национальной интеллигенции как всегда не хватало. Особые темпы перестройки общества подразумевали, на их взгляд, немедленноеперерождение людей. Тот же Л. Каганович в своих «Памятных записках» пытается объясниться: «Мы преодолевали сопротивление проведению украинизации великодержавных националистических элементов. С другой стороны, приходилось бороться против украинских националистических элементов, требовавших форсирования украинизации с применением административно-насильственных мер, том числе и в отношении украинизации состава пролетариата…» (156). Сталин в письме в Политбюро ЦК КП(б)У успокаивал особенно рьяных: «Нельзя украинизировать сверху… это процесс длительный, стихийный, естественный». Увещевания не помогли, и хозяин взялся за кнут. Радикальная национал-интеллигенция Украины жестоко пострадала от неуемного желания продемонстрировать режиму своё вольнодумство и обособленность. Их обманутые надежды обернулись негодованием и яростью.

Когда пришли нацисты, различные регионы Украины и воспринимали их по-разному – от едва советизированного Львова до пролетарского Донбасса, но националистическая интеллигенция (что уцелела в тридцатые годы) везде встречала их как освободителей от коммунизма. Достаточно почитать оккупационные газеты того времени, чтобы заметить насколько охотно сотрудничала эта часть украинской интеллигенции с оккупантами. Судоплатов-младший: «Отец всегда подчеркивал, что этот авантюризм, граничащий с фарсом, всегда являлся отличительной особенностью сторонников “самостийной Украины” выходцев из ее центральных и восточных областей, в отличие, от “западняков”, авантюризм которых всегда был густо замешан на патологической жестокости и фанатизме» (157). И доныне национал-патриоты находят оправдания единомышленникам – как своим предшественникам-коллаборантам, так и нынешним крайностям построения мононационального государства.

После окончания жестокого сталинского правления практика партийного заигрывания с националами продолжилась: «Как-то Хрущев принимал участие в пленуме ЦК компартии Украины…

На пленуме, не помню кто, начал свою речь по-русски. Никита Сергеевич перебил его:

– Разве вы не знаете украинского языка? Работаете-то на Украине!

Нетрудно понять, какой отклик нашла эта реплика в сердцах националистически настроенных участников пленума и особенно у тех, кто исподволь вел пропаганду за “незалежную Украину”» (158).

При том, что огромное количество советских руководителей – это выходцы именно из Украины, национальная интеллигенция ощущала себя в загоне. Виноватыми, как всегда, оказались москали и евреи. Это даже не злобная буржуазная пропаганда, скорее – стереотипы крестьянского мышления, мифология села, откуда они недавно приехали, и которое воспринимает космополитическую городскую культуру враждебно, как чуждый человеческой природе индустриальный ад.

Сочетание застарелых предрассудков и противоречивой национальной доктрины коммунистической партии давали любопытнейшие результаты. Шокированный И. Эренбург, едва облегченно вздохнувший после антикосмополитической кампании, описывает проделки киевских интеллектуалов в 1960-х годах: «Украинская Академии наук выпустила книгу “Иудаизм без прикрас”. Книга относилась к антирелигиозным и на украинском языке рассказывала читателям о противоречиях и корыстности иудаизма… Я долго разглядывал рисунки. Они напоминали журнал гитлеровца Штрeйхера, положившего свою жизнь на изобличение евреев… Поведение носатых евреев показано в книге своеобразно: они поклонялись сапогу гитлеровцев, и носатый Бен-Гурион договаривался в Освенциме с эсэсовцами в то время, как там страдал человек с явно не еврейским носом…» Можно только представить возмущение писателя, который продолжает свой рассказ: «Другое, еще более расистское произведение – “Дорогами жизни” – было напечатано в журнале “Днiпро”. Там описываются козни рода Ляндеров против украинского народа. Родоначальник Исаак Ляндер нашел “гешефт” – получил у поляков в аренду несколько православных церквей, этот “нехристь”

обирал украинцев. Внук Исаака Хаим Ляндер учел перемену обстановки: “Зачем раздражать гоев, если можно потихоньку спаивать их и обирать до последней нитки?” Гайдамаки сожгли корчму. “С той поры в семье Ляндеров украинцев не называли иначе, как “эти проклятые хохлы”. Наш современник Соломон Ляндер становится сначала бундовцем, а потом большевиком и работником ГПУ…» (159).

Ну, в общем-то, сейчас подобных произведений хоть пруд пруди, и местных интеллектуалов они не коробят. Взять хотя бы роман «Черный ворон», щедро увенчанный лаврами и получивший Шевченковскую премию. Ну, и что, что он человеконенавистнический? Зато «национальный».

Продолжим наш обзор из жизни каратаевых, каратаенко, каратанзонов и прочих. Нельзя сказать, что только Украина со своими национальными проблемами являлась исключением из общих правил. Концепция «советского патриотизма» постоянно входила в конфликт как с бытовой ксенофобией простых граждан, так и национальным сознанием интеллигенции. Московский историк Георгий Андриевский отмечает: «В послевоенные годы плохое к себе отношение москвичей почувствовали не только евреи и армяне, но и грузины, хотя грузином был сам Сталин. Народ говорил, что грузины не работают, налоги не платят, а только спекулируют на базаре фруктами. Во всей этой неприязни к инородцам дала о себе знать усталость народа от войн, революций, голода и репрессий» (160). То есть даже в столице многонациональной советской империи, где, казалось, должен расцветать интернационализм, ситуация была далека от идеальной. Что же говорить об окраинах, где борьба за национальные ценности и идентичность принимала порою форму массовых манифестаций. Это сейчас грузины проклинают советское прошлое, а тогда грузинский народ не просто восславлял Иосифа Виссарионовича, но и активно защищал, видя в нем не только вождя СССР, но и выдающегося соплеменника. Борьба за национальную индивидуальность, защиту родного языка парадоксальным образом после ХХ съезда не раз выливалась в просталинские демонстрации.