Дмитрий Пучков - Пенсионная реформа и рабочее время

А. Золотов: И во-вторых…

М. Попов: Во-вторых, со стороны капиталистов нельзя ждать массовой инициативы по сокращению рабочего дня. Прямо и сию минуту отказаться от 30 процентных пунктов прироста прибыли ради роста прибыли в перспективе — едва ли найдется много добровольцев.

А. Золотов: Да, в истории их было немного. Стал знаменитым Роберт Оуэн: когда в Англии на фабриках работали по 14 часов в день, он по собственной инициативе ввел на своей фабрике 10-часовой рабочий день. И кстати, тем самым увеличил конкурентоспособность предприятия.

М. Попов: Сегодня часто вспоминают Генри Форда, инициировавшего восьмичасовой рабочий день на своих предприятиях при одновременном повышении зарплаты работников. Его успехи общепризнаны.

А. Золотов: Могу назвать нижегородского капиталиста Н. А. Бугрова, который модернизировал производство муки и в начале XX века ввел на своих мельницах восьмичасовой рабочий день.

М. Попов: Наверное, были и другие люди такого склада, но, скорее всего, счет идет на единицы.

А. Золотов: Известен случай введения шестичасового рабочего дня на предприятиях Уилла Келлога в США в начале 1930-х годов. Как и в нашем условном примере, зарплата работников не уменьшилась, бизнес был эффективным. Но когда Келлог умер, как обычно по «просьбам трудящихся», вернули восьмичасовой рабочий день.

М. Попов: Сообщают, что в Швеции проводятся эксперименты по использованию шестичасового рабочего дня. Озвучиваются примеры отдельных фирм непроизводственной сферы, и чаще всего с комментариями, что качество труда выросло, а издержки увеличились. Правда, рост издержек не исключает увеличения прибыли.

А. Золотов: В общем, опыт работы по шесть часов имеется. И достаточно успешный.

М. Попов: Тем не менее он никогда не убедит основную массу капиталистов добровольно сокращать рабочий день до шести часов без понижения зарплаты. Потому что на другой чаше весов — многократное превышение темпов роста прибыли при «оптимизации» численности работников. То есть в случае увольнения той их части, которая при замороженном рабочем дне становится капиталисту ненужной.

А. Золотов: Значит, работникам не стоит рассчитывать на массовую инициативу капиталистов использовать повышение производительности труда для сокращения рабочего дня до шести часов. Ждать ее можно до бесконечности.

М. Попов: Рабочий класс при капитализме всегда добивался сокращения рабочего дня коллективными действиями, главное из которых — забастовочная борьба. Забастовка — это трудовой конфликт, та стадия разрешения противоречия между работодателем и работниками, когда сила аргументов заменяется аргументами силы. Только применяя экономическую силу — временно прекращая работу полностью или частично, — работники могут выбить у капиталиста согласие на сокращение рабочего дня без понижения зарплаты. Капиталистов не лишают прибыли, только ограничивают их стремление присвоить себе весь результат технического прогресса в ущерб интересам работников. Забастовка напоминает капиталисту: «Делиться надо!» — и заставляет его делиться плодами НТП.

А. Золотов: Наш российский опыт в этом смысле очень показателен. В начале XX века школу забастовочной борьбы прошли миллионы рабочих. И чем дальше, тем чаще бастующие требовали восьмичасового рабочего дня. Это требование выставлялось в рамках забастовок на отдельных предприятиях. Его выдвигали при одновременном проведении забастовок на многих заводах и фабриках. Оно озвучивалось на демонстрациях с участием сотен тысяч бастующих — тогда на демонстрации ходили не по выходным или в праздничные дни. Революционные советы 1905 года, старавшиеся закрепить восьмичасовой рабочий день, выросли из забастовочной борьбы. Они объединяли представителей бастующих заводов и фабрик и в данном качестве становились органами власти.

М. Попов: Поэтому к 1913 году обычная продолжительность рабочего дня на многих фабриках и заводах составляла уже 9–10 часов, а не 11,5, как предусматривал закон 1897 года. Да и сам этот закон был вынужденным ответом царского правительства на забастовки с требованием сократить рабочий день.

А. Золотов: И сегодня нет смысла дожидаться принятия закона о шестичасовом рабочем дне.

М. Попов: Закон закрепляет уже вошедшее в жизнь. Будет активная забастовочная борьба по предприятиям, эта норма широко войдет в коллективные договоры, тогда буржуазному государству не останется ничего другого, кроме как узаконить существующее положение вещей. Полагать, что рабочий класс без борьбы будет облагодетельствован буржуазным парламентом — значит страдать парламентским кретинизмом.

А. Золотов: Закон о шестичасовом рабочем дне не будет принят без массовой забастовочной борьбы. Но, в отличие от начала XX века, сейчас в России забастовки пока редкость.

М. Попов: Отличие еще и в том, что благодаря забастовочной и революционной борьбе предыдущих поколений рабочего класса у нынешних работников есть конституционное право на забастовку. Принят Трудовой кодекс РФ, предусматривающий включение в коллективные договоры норм, более благоприятных для работников, чем предусмотрено законом.

А. Золотов: Известно, с каким трудом работникам, организованным в профсоюзы, удается добиться включения в колдоговоры нормы о повышении уровня реального содержания зарплаты. Примеров в России не так уж много. Профсоюз докеров Морского порта Санкт-Петербурга имеет такой колдоговор. Лет десять назад это сделал профсоюз на «Форде» во Всеволожске. Шестичасовой рабочий день — требование более высокого порядка. Сколько понадобится времени и сил, чтобы заставить капиталиста подписать коллективной договор с данной нормой? Работники могут и приуныть: боремся, боремся, а работодатель не уступает.

М. Попов: Унывать в борьбе за правое дело не надо в любом случае. Более того, те, кто действительно борется, могут перейти на режим шестичасовой работы, не закрепив его в коллективном договоре.

А. Золотов: Скажут: такое невозможно.

М. Попов: Возможно — проверено. В свое время Российский профсоюз докеров проводил забастовку в Морском порту Санкт-Петербурга. Докеры настроились на долгую и упорную борьбу. А как долго бастовать, если денег нет? Чтобы сохранить заработок, пусть и не весь, они перестали выходить на сверхурочную работу. Потом бастовали в течение одного часа в рамках смены, а остальное время работали. Получилось эффективно: работодатель чувствовал постоянное давление со стороны работников. Заработки докеров хоть и уменьшились, но не критично. Высвободившееся время использовали для проведения профсоюзных собраний, обсуждения борьбы и подготовки новых действий. Люди меньше уставали. Поскольку основную часть смены докеры находились на рабочих местах, в порт невозможно было притащить штрейкбрехеров. Забастовка длилась больше года, что немыслимо при полном прекращении работы. Когда докеры пригрозили сократить время работы еще на один час, работодатель, видя бесперспективность сопротивления, пошел на уступки.