Михаил Хазин - Воспоминание о будущем

Кризисы падения эффективности капитала. Кризис четвертый

Предыдущие три главы показали и те проблемы, которые возникают во время ПЭК-кризиса, и то, как можно эти проблемы промоделировать, и то, что проблемы эти были видны уже за 10 лет до, собственно, начала самого кризиса (в 2008 г.). И вот здесь возникает один достаточно интересный вопрос: а можно ли считать, что в 2008 г. начался именно четвертый ПЭК-кризис, может быть, это просто продолжение кризиса 70-х годов, который был приостановлен за счет политики «рейганомики»?

Разумеется, ответить на него можно по-разному, в зависимости от того, какая методологическая схема будет выбрана. Но мое личное мнение состоит в том, что третий кризис все-таки закончился в 1988-1991 гг., когда Американская технологическая зона существенно расширила свои рынки за счет разрушения Советской технологической зоны.

Описанная выше коллизия между подходами Буша-старшего и Клинтона показывает, что теоретически Американская технологическая зона, если бы она закрыла долги, созданные в процессе «рейганомики» за счет новых активов, могла бы войти в стадию нормального развития. Этого не было сделано, но причины этого носили не экономический, а проектный, элитный характер. Долги никто не ликвидировал, но теоретически такая возможность была, что и позволяет мне сегодня говорить о том, что нынешний кризис все-таки новый, четвертый, а не продолжение третьего.

Как понятно из вышесказанного, кризис начался в тот самый момент (осень 2008 г.), когда стало невозможно за счет снижения ставки рефинансировать накопившийся долг с поддержкой растущего потребления. И в этот момент ситуацию опять спасла ФРС – и вновь через эмиссию. ФРС США напечатала до середины 2014 г. 2,5 трлн долларов (что примерно в три раза превысило денежную базу на момент начала кризиса, которая в сентябре 2008 г. составляла 0,8 трлн долларов). Но возникают два взаимосвязанных вопроса: почему эта эмиссия не вызвала инфляцию и почему, если она так эффективно работала по поддержанию экономики, ее все-таки в 2014 г. прекратили?

Отметим, что в этом месте мы видим существенное отличие четвертого кризиса от второго, во время которого (в начале 30-х годов) никакой серьезной эмиссии не было. Почему же тогда денежные власти так боялись инфляции, а в современных условиях этот страх исчез? Как будет видно ниже, связано это как раз с тем, что в области кредитно-денежной политики ФРС показывает чрезвычайно высокую квалификацию, что позволяет использовать буквально самые тонкие ресурсы и эффекты для поддержания системы.

Ответы на эти вопросы достаточно просты, если вспомнить реальную конструкцию денежного обращения, которая, конечно, сложнее, чем пресловутая формула Фишера (ее я даже обсуждать не буду, поскольку она представляет собой такую абстракцию, которую ни к какой реальной жизни не применишь, а мы все-таки занимаемся именно реальностью). Итак, денежная масса описывается колоссальным количеством разных показателей (агрегатов): денежная база, М0, М1, М2 и т. д. Но если нас интересует нормальный денежный оборот (т. е. то, что используется в процессе хозяйственной деятельности субъектами экономики), то в нем участвует та часть денежной массы, которая (для США) наиболее адекватно описывается агрегатом М3.

Вообще говоря, правильная интерпретация денежной массы – отдельная большая проблема. В частности, для США, в которых очень велика доля в потреблении кредитных карт, – как описывать суммы, которые домохозяйства получили в рамках таких кредитов? Как наличные деньги? Или как кредитные? Вообще средства на депозитах до востребования по смыслу должны быть отнесены к наличным деньгам, но только если их может использовать банк. А в данном случае объем изымаемых денег практически не ограничен, но пока они не сняты, банк их использовать не может. И таких вопросов очень много, поэтому ограничимся официальными определениями и примем те агрегаты, которые определяет официальная статистика, даже отдавая себе отчет в том, что они не совсем адекватно отражают реальность.

Так вот, важнейшей характеристикой финансово-экономической системы является монетизация – отношение того объема денег, который участвует в обороте (т. е. для США это агрегат М3 денежной массы) к ВВП. В более или менее нормальных индустриальных экономиках этот показатель находится в районе 100 %, отклоняясь от него процентов на 10, в крайнем случае на 20. Если в экономике начинают преобладать чисто финансовые операции, этот показатель растет, если экономика чисто промышленная, немного снижается.

Если показатель монетизации опускается ниже уровня 80 %, то начинается эффект, который в России 90-х годов назывался кризисом неплатежей. Суть его состоит в том, что «нормальными» деньгами становится невозможно обеспечить денежный оборот, в результате чего экономика впадает в стагнацию, а все большую роль играют денежные суррогаты. Поскольку транзакционные издержки при обороне денежных суррогатов сильно выше, чем для денежного оборота, это ведет к росту инфляции и падению эффективности работы предприятий, зато начинают процветать финансовые спекулянты и посредники. Дополнительным негативом является то, что, поскольку с суррогатов трудно собирать налоги, бюджетная система становится хронически дефицитной.

Такая ситуация возникает, например, если, исходя из монетаристских догм (основанных на упомянутой выше формуле Фишера), начать для снижения инфляции сокращать объем денежной массы (чем, скажем, занималось либеральное правительство России перед дефолтом 1998 г. и после 2002 г.). Причем российские либералы не понимали, что сокращение наличной денежной массы (агрегат М0) можно компенсировать ростом кредитной эмиссии, и поэтому, вместо того чтобы стимулировать банковскую активность в реальном секторе, они ее только сокращали. В результате росла инфляция, только не монетарная, связанная с избытком денежной массы, а инфляция издержек, связанная с невозможностью для хозяйствующих субъектов нормально проводить платежи. Соответственно, реальный сектор проседал еще больше, рост инфляции и падение экономики выходили на новые рубежи.

Доказательством является уровень монетизации экономики России в 90-е годы: в 1991 г. она составляла, как это и должно было быть, около 100 %, в 1992 – 80 % (и это еще нормально, хотя уже на грани проблем), в 1993 г. – уже 40 %, в 1994 – 24 %, в 1995 – 12 %, в 1996 – 8 %. К лету 1998 г. она снизилась до 4 % и любая нормальная экономическая деятельность, в том числе и выплата налогов, практически прекратилась. После этого избежать массированной эмиссии было практически невозможно. Отметим, что либеральное правительство и здесь ухитрилось совершить выдающееся деяние, объявив дефолт в национальной валюте, но причина такого поведения явно выходила за рамки экономической целесообразности.