Захар Прилепин - Истории из лёгкой и мгновенной жизни [litres]

Просто катастрофа. Как он мог, златокудрый наш.

Нет, надо разобраться. Есть ли автограф этих стихов? И если есть автограф, нужно найти магнитофонную запись, или даже лучше видеозапись чтения этих стихов. Потому что автограф могут подделать. И голос тоже могут подделать враги России. Пусть будет видеозапись. Желательно, чтоб в роли Есенина был артист Сергей Безруков.

Чтоб уж наверняка мы поняли: это наш Серёга, это он.

И чтоб на записи он отказывался от этих своих стихов. А то профессиональные патриоты России огорчены.

И вот от этих стихов заодно пусть Есенин откажется:

Потому что: русские всегда мылись, Лермонтов знал, что ехал не «за стену» Кавказа, а только «до стены», а Господь наш не корова и телиться не может.

Да вообще пусть от всех стихов Есенин откажется сразу, слишком много у него гнили и грязи, и вообще – русофобии. Мы потом создадим комиссию и отберём вещи, которые, так сказать, не вступают в противоречие.

Авторство же всех остальных Минаеву отдадим. Минаеву всё равно.

Только, знаете, я тогда буду считать первым поэтом России – Минаева.

Либеральная общественность в очередной раз веселит. Мы взрослые люди и отлично помним, что за словеса звучали особенно назойливо в годы перестройки и прочей демократизации. Стоял тогда плач российских демократов о том, что «русский народ Бога забыл», что «дорога к Храму заросла». Я слышал все эти патетичные и блудливые речи, от которых меня, признаюсь, воротило – исключительно на эстетическом уровне. Если у вас что-то заросло – идите и займитесь прополкой. Или отвечайте исключительно за себя: я вот забыл дорогу к Храму, пойду искать. Зачем о других?

Меня самого, родившегося в семье коммуниста, крестили в 1975 году, в храме деревни Казинка Скопинского района Рязанской области – он и тогда был открыт, и сейчас. Иконы и Священное Писание в деревенском нашем родовом доме были всегда.

Но раз сказали, что «забыли» и «заросла», – надо было вспоминать. Начали вспоминать.

Ещё для либерального дискурса характерны были непрестанные, перманентные, многолетние увещевания о необходимости национального покаяния за все прегрешения советской власти – в том числе за убийство царской семьи.

Ну так вот оно, милые мои, – пришло покаяние, вы ж этого хотели: ходят русские люди то туда, то сюда с портретом государя, широко крестятся, требуют «Матильду» запретить. Если это не покаяние – то что?

Это разве не вы, либеральные деятели, четверть века рассказывали о том, как отвратительны большевики, как чудовищны, в какой тупик они завели Россию, которую мы потеряли, – и в которой было так хорошо, так воздушно, так ароматно. Наснимали об этом тысячи фильмов, написали сотни книг, накропали десятки тысяч самых низкопробных и манипулятивных телепрограмм и передач.

И вот вам результат: народ, по крайней мере какая-то его часть, снова возлюбил своего государя. Нечего жаловаться теперь.

Что, собственно, до нас – то мы советские дети, детей императора нам жаль, а государя мы почитаем как мученика, а не как праведника, посему имеем своё мнение и касательно режиссёра Алексея Учителя.

Я очень люблю режиссёра Алексея Учителя. И как человека, и как мастера.

Я даже могу уточнить, когда именно я полюбил его как режиссёра, и когда – как человека.

Однажды в каком-то стародавнем году, лет чуть ли не двадцать назад, пошли мы с женою в маленький, человек на сто, нижегородский кинотеатр смотреть фильм «Дневник его жены».

Российское кино того времени последовательно вызывало стойкое отторжение, и ничего хорошего мы не ждали.

Но когда фильм окончился – весь зал поднялся и стал аплодировать. И мы тоже, искренне и восхищённо.

Собравшиеся в зале никому не были должны: ни авторов фильма, ни актёров, как вы понимаете, среди нас не было; более того, создателям фильма никто и рассказать не мог о нашем порыве.

Но мы поднялись и аплодировали – все как один.

Такое было со мной единственный раз в жизни.

Это был первый фильм Алексея Учителя, который я видел.

Потом я посмотрел «Прогулку» и «Космос как предчувствие» – и некоторое время пребывал в убеждении, что Учитель вообще лучший режиссёр в современной России. Я и по сей день считаю, что он снял несколько удивительных фильмов – как минимум три.

Чтобы иметь цельное представление об этом режиссёре, я разыскал его самый первый фильм – «Мания Жизели» – и тоже остался доволен; хотя тот факт, что перед нами всё-таки дебют Учителя, как автора художественных фильмов, был всё-таки заметным.

«Пленный», о событиях в Чечне, воспринимался чуть сложней; но в любом случае Учитель взялся за тему, за которую не брался фактически никто, – и кино его точно не было приговором «российской военщине», что на тот момент вообще было удивительным.

Аляповатый «Край» того же автора не вызвал у меня и малой доли тех эмоций, что вызывали первые фильмы Учителя; впрочем, там было несколько забавных моментов; и вообще, что самое важное, в работах его в целом отсутствовало столь характерное для недавних времён желание выставить счёт русскому народу и оттоптаться на проклятых Советах. Учитель ставил перед собой несколько более сложные задачи – вне зависимости от того, справлялся он с этим или нет.

В конечном итоге, работал он искренне и разносторонне – словно голливудский режиссёр, какой-нибудь, к примеру, Аронофски: Учитель мог снять и лирическую комедию, и серьёзный фильм о русском писателе, и масштабный истерн, и боевик, и что хотите.

А как человека я его полюбил при следующих обстоятельствах. На заре десятых годов, подразочаровавшись в либеральной интеллигенции и её способности к диалогу, я написал программный текст «Письмо товарищу Сталину», который наделал жуткого шума.

По поводу этого текста то ли уже бывший, то ли тогда еще действующий министр культуры Михаил Швыдкой отказал мне в праве называться русским писателем, вся прогрессивная общественность дружно обвинила меня в сталинизме и ксенофобии, сочинитель Быков назвал моё письмо «глупым», певица Вероника Долина обратилась к своим товарищам и слушателям с просьбой «набить морду» мне, куплетист Игорь Иртеньев пообещал это, хм, сделать, шоумен Матвей Ганапольский сказал, что любое приличное издание должно отказать мне в сотрудничестве, и журнал «Огонёк» с Лошаком во главе – отказал мне, а я там трудился уже несколько лет, ну и так далее – истерики и подруги их истерички вскрикивали и размахивали крылами. Кстати, тогда мне впервые дали от ворот поворот мои зарубежные партнёры: немецкие агенты, зазывавшие меня на очередные презентации, заявили, что дела со мной больше иметь не будут.