Валентин Катасонов - В начале было Слово, а в конце будет цифра.

В том же разговоре с журналистом Берджесс обращает внимание на то, что новояз будет всё менее способен описывать физический мир в его целостности и одновременно природном многообразии. По мере того, как человечество будет становиться более урбанистическим и технократическим, новояз будет нацелен на описание мира техногенного и виртуального:

«В этом романе („1984“. – В. К.) , разворачивающемся в предельно урбанистическом обществе, слишком много сельского. И в языке будет происходить то, что уже происходит, а именно вытеснение сельских и природных реалий, так что названия различных пород деревьев не будут иметь большого значения: вяз, дуб или секвойя будут называться просто „дерево“. Все птицы станут „птицей“. Цветы – „цветком“. Словарный запас будет становиться всё более абстрактным, носители такого языка временами будут бунтовать против тенденции всё более изобретательным сквернословием, но и бранные слова будут носить общий характер. На смену словам, так сказать, „от природы“ возникнет обширный технический словарный запас – слова для обозначения частей холодильника, магнитофона и так далее. Но язык будет оторван от своих корней в плане фундаментального физического опыта. Это будет язык скорее мозга, чем тела».

Слова, которые традиционно помогали человеку находить правильные нравственно-этические ориентиры в жизни, будут постепенно «вымываться» из языка. Журналист задает вопросу Берджессу: «А как насчет слов вроде „любовь“, „честь“, „долг“, „Бог“, „верность“, „предательство“, „ненависть“, „бесславие“?» – Писатель отвечает:

«В отсутствие традиционной системы нравственных ценностей крайне сложно будет придать подобным словам какое-либо точное значение. Уже сейчас к каждому присовокуплены смутные эмоциональные коннотации, но ничего больше. И тут кроется опасность. Любой диктаторский режим может завладеть этими словами и извлечь выгоду из порождаемой ими эмоциональной реакции, но давать им собственные определения. „Бог – высшее существо. Я – высшее существо. Следовательно, я Бог“».

Новояз призван укреплять диктаторский режим. С другой стороны, этот режим не постесняется при необходимости применить силовые методы для насаждения новояза. Вот что на этот счет еще 40 лет назад сказал Берджесс в той беседе с журналистом:

«Нам, несомненно, уже указывают, какие слова не употреблять. Причем не столько правительство, сколько группы влияния, которые воздействуют на правительство. Не сомневаюсь, что рано или поздно в Великобритании будет принят Акт о языковых ограничениях. Определенные расистские термины, такие как „япошка“, „гомик“ или, хуже всего, „ниггер“, уже табуированы, как некогда были табуированы ругательства из трех букв. Следующим шагом будет официально объявить их вне закона. Движение в защиту прав секс-меньшинств… потребует, чтобы такие выражения, как „педик“, „гомик“ или „гомосек“, объявили вне закона. Даже есть „голубцы“ может оказаться противозаконным, если только не будете называть блюдо фаршем в капустном листе. Далее движение за права женщин может потребовать переориентации личных местоимений, чтобы „он“ и „его“ использовались для обоих полов и вообще общее выражение „человек“ должно быть заменено каким-нибудь сфабрикованным чудовищем вроде „муже-жен“ или, еще лучше, „женомуж“. Права женомужа. Филологи этого движения, вполне возможно, присовокупят ко всем словам окончания женского рода или даже уничтожат ряд слов. Мы движемся в сторону всё большего ограничения не только в поступках, но и речи…»

Удивительно, но многое из того, что предсказали Оруэлл (70 лет назад) и Берджесс (40 лет назад) по части новояза, сегодня сбывается.

На стыке 80–90-х годов прошлого века в нашей стране произошла полномасштабная революция (которую до сих пор стыдливо называют «перестройкой», «радикальными реформами», «переходом к демократии», «переходом к рынку» и т. п.) [354] О точных хронологических рамках этой революции пока нет полного единства мнений. Чаще всего называют период 1991–1993 годов. При этом события 1991 года («августовский путч», распад Советского Союза и др.) называют «четвертой» революцией, а события 1993 года (расстрел Белого дома и др.) – «пятой». Вместе с тем ряд авторов полагает, что революция началась еще в недрах Советского Союза вскоре после прихода к власти Михаила Горбачева (вторая половина 1980-х годов). Впрочем, для нашего разговора вопрос точной датировки революции не является принципиальным. . Любая революция – производимые насильственным путем коренные изменения всех сторон жизни общества, в том числе языка. И, может быть, языка даже в первую очередь.

Ибо язык – основа любой цивилизации, невидимая «несущая конструкция» культурно-исторического типа общества. Язык – не только средство общения людей между собой. Язык – инструмент мышления. И что крайне важно, язык определяет мировоззрение людей. Меняя язык, можно менять мировоззрение, подстраивая его под новую идеологию, под интересы «бенефициаров» революции.

Не была в этом смысле исключением и упомянутая революция, которую условно можно назвать «четвертой русской» (первые три произошли в начале ХХ века). Она дала толчок реформе русского языка, который уже до этого подвергся серьезнейшей переделке в ходе первых трех «русских» революций (революция 1905–1907 годов, Февральская и Октябрьская революции 1917 года) и после них.

Но, оказывается, и буржуазные революции в Европе также вели к революционным изменениям в языке. Известный наш современник С. Г. Кара-Мурза пишет о Французской революции: «В ходе Французской революции идеологи нового общества поняли, что главным средством власти в нем будет язык. Здесь сознательно пошли на планомерное, как в лаборатории, создание нового языка» [355] Кара-Мурза С. Г. Идеология и мать ее наука. – М.: Алгоритм, 2002, с. 56. .

Но создать новый язык мало. Надо, чтобы он стал достоянием широких масс, чтобы его принял народ. Важным условием внедрения нового языка является свобода слова . Обратим внимание, что одним из первых деяний буржуазных революций было провозглашение свободы слова. Под ней, как отмечают словари и энциклопедии, понимается одно из основных личных прав человека и политических прав граждан, составная часть свободы информации. Представляет собой возможность публично (устно, письменно, с использованием средств массовой информации) выражать свое мнение (мысли). Снимаются табу на внедрение как новых идей, так и слов, с помощью которых эти идеи выражаются. Свобода слова позволила буржуазии, у которой были сосредоточены деньги, покупать слово. Равно как и заказывать создание новых слов и даже новых языков.