Александр Афанасьев - Человек и то, что он сделал… Книга 1. Накануне краха [litres]

Шокирующее заявление Андропова – мы не знаем общества, в котором живем – свидетельствует о понимании им серьезности всей ситуации в стране…

Про борьбу с коррупцией, массовые аресты, суды над проворовавшимися политиками и хозяйственниками (то же дело Гастронома № 1) известно хорошо. Гораздо менее хорошо известно о масштабном экономическом эксперименте 1983 года.

Суть эксперимента – попытка поднять ответственность предприятий по поставкам (почему и как предприятия мухлевали с планом – описано ранее по Д. Валовому). Эксперимент начался в в двух союзных министерствах (Минтяжмаше и Минэлектротехпроме) и трех республиканских.

Ставка была сделана на изменение системы мотивации – увеличение поощрения при выполнении плана и санкций за невыполнение. При 100 % выполнении обязательств по поставкам – премиальный фонд разрешалось увеличить на 15 %, вместо 10 % ранее. Льготный процент невыполнения, при котором премиальный фонд все же создавался, но в меньшем размере – ликвидировали вовсе.

Итоги эксперимента были… сомнительными. В первую очередь – в успехе были заинтересованы сами министерства (в случае провала ждали оргвыводы), потому участники эксперимента снабжались в приоритетном порядке, что само по себе эксперимент обесценивало – ведь именно из-за проблем со снабжением и был бардак. Кроме того, эксперимент привел к тому, что предприятия начали отказываться от сложных заказов, беря только то, что смогут выполнить наверняка.

Главная причина проблемы – невозможность предприятиям самим выставить цены на свою номенклатуру изделий с тем, чтобы сделать одинаково выгодным весь свой ассортимент – решена не была.

Видимо, понимали это и сами участники эксперимента. Вспоминает Евгений Ясин

В те годы в ЦЭМИ АН СССР под моим руководством изучался ход эксперимента в Минэлектротехпроме. В частности, было проведено два тура опросов руководителей предприятий по сопоставимой программе: первый – в октябре 1984 г. (10 месяцев эксперимента), второй – в августе 1985 г.

Итоги опросов показали снижение доли положительных оценок во втором туре и усиление уверенности в том, что условия эксперимента не будут выдерживаться и его вскоре свернут. Так оно и вышло.

Был задан вопрос: можно ли ожидать от эксперимента качественного скачка в развитии и повышении эффективности производства. В первом туре доля положительных ответов составила 78 %, во втором – только 63 %. Доля уверенных в обратном выросла с 16 до 34 %. На вопрос о том, необходимы ли дополнительные крупные и комплексные меры по перестройке хозмеханизма, ответ был почти единодушным: первый тур – 86 %, второй – 93 %.

Была попытка прощупать в ходе опросов отношение директоров к подлинным рыночным реформам: либерализации цен и демонтажу планово-распределительной системы. За договорные (свободные) цены взамен предусмотренных экспериментом надбавок к прейскурантным ценам, за знак качества или "новую высокоэффективную продукцию" высказались 42 % в первом туре (22 % не выразили мнения), во втором туре – 55 % (не имели мнения 10 %). За отмену фондирования своей продукции высказались в первом туре 48 %, во втором – 46 %, противников этой меры было в первом туре 30 %, во втором – 42 %; видимо, почувствовали опасность самостоятельной организации сбыта. Но от планирования производства сверху хотели отказаться во втором туре 67 % против 53 % в первом. Отказ от фондов и нарядов в снабжении поддерживали в первом туре 41 % директоров, во втором- 35 %, тогда как против новшеств высказались 58 %, на 10 % больше, чем в первом туре, – боялись дефицита.

Я привел данные давно забытых обследований не только потому, что сам их проводил, но и еще по одной причине: когда сейчас критикуют рыночные реформы, забывают настроения того времени. А они в среде руководителей предприятий явно склонялись именно в сторону рыночных реформ, хотя и не без сомнений.

Таким образом, можно с уверенностью сказать – Перестройка как серия реформ началась не по воле Горбачева, она началась ранее. Горбачев только придал ей ускорение и возможно, направил в несколько другую сторону, чем это изначально планировалось.

Советский союз был прямым продолжением Российской Империи, и культура – после безумия двадцатых – тридцатых с поисками новых форм стала отходить к классике. И как только стали жить немного лучше – так появилась и стала разрастаться (как плесень) интеллигенция. Общественная группа, которая погубила одну страну и прицеливалась на другую.

В чем была суть интеллигенции.

Интеллигенция глубоко презирала то общество, в котором жила, прежде всего, за его мещанство – но одновременно с этим любила и пыталась его спасти. Правда, если задать вопрос от чего спасти – мало кто из интеллигентов смог бы на него ответить. Спасти от мещанства – но это означает разрушить с таким трудом создаваемый мир хоть какого-то материального благополучия – как, в общем-то, и произошло. У русской интеллигенции нет, и никогда не было десяти заповедей, и она не позаимствовала их из христианства – так что русский интеллигент был свято уверен, что народ живет неправильно, а как правильно – не знал. Внешне это выражалось в каком-то мучительном, непрекращающемся поиске альтернативной христианству истины – поиск этот шел всюду и постоянно, в основном искали в литературе, каждый интеллигент мечтал написать «нетленку» и почти ни у кого это не получалось. Многие от того уходили в алкоголизм как способ ухода от реальности. А.Н. Яковлев под конец жизни ударился в буддизм. Факт тот, что русская интеллигенция не приняла ни дореволюционное государство с его православием, ни советское с его коммунизмом – но никакой альтернативы хотя бы в области морали не создала, хотя и мучительно пыталась.

Мария и Аркадий Дубновы, «Азарт и стыд семидесятых»

Слишком много читали. С преувеличенным вниманием относились к роли театра (или кино, или классической музыки) в своей жизни. Хранили театральные программки. Вели дневники художественных впечатлений. Писали письма, в которых главными вопросами оказывались вопросы о смысле жизни. Собирали книги философов и даже пытались их читать. Могли ночь простоять за билетами в театр. Могли встать в шесть утра и поехать занимать очередь на выставку.

Самым свободным оказывалось время, проводимое на работе. Там вязали платья, обсуждали романы Торнтона Уайлдера, бесконечно пили чай. В обеденный перерыв уходили в кино. Отпуск – 24 рабочих дня, и совсем не жаль было часть этого отпуска потратить на поездку в деревню Константиново. Потому что в следующем году снова будет отпуск, да и за участие в демонстрации или за работу на овощной базе обязательно дадут отгулы.