Арлен Блюм - Как это делалось в Ленинграде. Цензура в годы оттепели, застоя и перестройки

Но самое интересное, что на практике эта, казалось бы, благая идея на деле не привела к сколько-нибудь положительным результатам: обвинения в «параллелизме и дублировании» с поразительной настойчивостью, буквально в одних и тех же выражениях, звучат во всех без исключения партийных постановлениях по издательскому делу, выходившими раз в пять-шесть лет. Не спасало это и от ведомственной неразберихи, появления в дальнейшем сотен мелких ведомственных издательств — различных министерств, управлений и других бюрократических инстанций. Не спасали эти бесчисленные постановления и от затоваривания теми же самими параллельными и дублирующими изданиями, время от времени буквально сотрясавшего кризисами книжный рынок. Это приводило к массовому «списанию», т. е. уничтожению миллионов книг, абсолютно не пользовавшихся покупательским спросом (одновременно — при колоссальном дефиците действительно нужной литературы, породившем в годы застоя спекулятивный «черный» книжный рынок). Система, установленная в книгоиздательской сфере, работала крайне неэффективно как, впрочем, и во многих других.

Одной из задач Ленгорлита являлось регулярное обследование и инспекция всех типографий города и области. В его состав входил особый Отдел контроля полиграфпредприятий, который руководствовался «Положением о VI отделе Главлита»: «Задача отдела — контроль над соблюдением полиграфическими предприятиями (типографиями и организациями, имеющими множительные аппараты) установленного порядка печатания несекретных изданий. Отдел проводит: выборочный контроль полиграфпредприятий, ведет картотеку полиграфпред-приятий и учет результатов их контроля, наблюдает о выполнении правил о доставке сигнальных и обязательных экземпляров» [62] Там же. Д. 241. Л. 20. .

Неуклонное исполнение последней задачи, несмотря на ее поли-цейско-фискальный характер, имело, надо сказать, положительные последствия, обеспечивая крупнейшие книгохранилища страны всеми без исключения образцами произведений печати, изданных в стране. Хорошо известно, что в наше время, несмотря на «Закон об обязательном экземпляре», даже фонды Российской Национальной библиотеки в Петербурге страдают большими лакунами, то есть пробелами в комплектовании современной российской книгой.

Разработанные Главлитом в 60-х годах «Положение о порядке издания министерствами, комитетами, ведомствами и организациями печатной продукции» и «Единые правила печатания несекретных изданий» предусматривали такой пункт: «Право издания и тиражирования книг на множительных аппаратах, принадлежащих учреждениям и предприятиям, запрещено, а самовольное нарушение порядка является противозаконным» [63] Там же. Д. 150. Л. 6. .

Такой пункт внесен был не случайно: первые, достаточно примитивные, множительные устройства, появившиеся в СССР в 60-е годы, ротапринты, аппарат «Эра» и другие, которыми располагали некоторые учреждения (главным образом, научно-исследовательские институты) начали использоваться «не по назначению». Иногда на них тайком печатали тамиздат, но не только: различные сонники, доморощенные лечебники, пособия по хиромантии, руководства по восточным единоборствам, иногда эзотерическую литературу, западные детективы и т. п. Иногда размножалась литература с полупорнографи-ческим душком. Интересно, что к последней (естественно, абсолютно несправедливо) отнесена была «Лолита» Владимира Набокова. Совершенно неожиданные круги читателей впервые услышали о Набокове благодаря этой книге, напечатанной на «Эре» и даже переплетенной.

Коллегия Главлита в 1970 г. приняла постановление под пространным заглавием «О мерах по предотвращению нарушений установленного порядка выпуска изданий, изготовляемых на множительных аппаратах, и разглашения в них сведений, запрещенных к открытому опубликованию». Все местные управления отныне должны были производить «выборочный контроль» всех организаций, имеющих множительную технику, и срочно сигнализировать об обнаруженных «нарушениях» [64] ИСПЦ. С. 580–581. . Инспекторы время от времени обнаруживали «факты нецелевого использования множительных устройств». Громкое дело возникло по такому поводу в Библиотеке Академии наук, на множительных аппаратах которой печатались самиздатские и иные сочинения. Неожиданные налеты на типографии обнаруживали постоянные нарушения установленных правил. В 1978 г., например, начальник Ленгорлита сигнализировал во Всеволожский Горком КПСС: «Сообщаем для сведения и возможного использования, что выборочной проверкой типографий, печатно-множительных участков предприятий и организаций Всеволожского района, проведенной Ленинградским управлением, обнаружены факты несоблюдения установленного нормативными документами порядка. Из шести проверенных полиграфпредприятий в пяти обнаружены нарушения “Единых правил печатания несекретных изданий”» [65] ЦГАЛИ СПб. Ф. 359. Оп. 2. Там же. Д. 147. Л. 30. .

Во время регулярно проводимых обследований обнаруживались «…факты печатания идейно-ущербных, религиозных, порнографических изданий и материалов, не имеющих отношения к производственной деятельности организаций». При этом Ленгорлит обязательно ссылался на «указания директивных органов, постановления Обкома КПСС от 10 июля 1980 г. «О дальнейшем усилении работы по сохранению государственной тайны». Мелочность и придирчивость контролеров дошла до того, что даже тиснение имен авторов и названий произведений на переплетах старых книг считалось непозволительным без их санкции. Даже в годы начавшейся перестройки в Главлит поступила жалоба «тов. Пинчука В. И.» на то, что «переплетная мастерская Управления бытового обслуживания отказалась сделать надписи на двух сданных им в переплет книгах дореволюционного года издания — “Петербург” и “К 75-летию музыкальных концертов в Павловске”, ссылаясь на инструкцию Главлита». Обследуя типографию киностудии «Ленфильм», контролеры обнаружили на переплетном участке, причем «без оформления наряда заказа и регистрации в книге учета», ряд книг, «не имеющих отношения к производственной деятельности студии». Среди них — «Рецептурный справочник», сочинения Марка Твена, французские журналы мод и т. д. Понятно, что все это — так называемые «левые» работы. Но обнаружилось и «одно политически-дефектное издание — “Царь Иудейский”, проводящее идеи сионизма, выпущенное в Петербурге в 1914 г.» [66] Там же. Д. 147. Л. 18. . Их, видимо, смутило и насторожило второе слово в названии: на самом деле — это мистерия поэта К. Р. (вел. кн. Константина Романова), замысел которой был подсказан ему Чайковским еще 1889 г., когда и пугающего термина «сионизм» еще не было: он советовал поэту «с евангельской простотой и почти буквально придерживаясь текста» изложить стихами историю Страстей Господних. Примечательно, что пьеса была первоначально запрещена Синодом, посчитавшим, что «драма, отданная на современные театральные подмостки и в руки современных актеров, сама утратит свой возвышенный характер, превратившись в обычное лицедейство». Лишь в 1913 г. поэт получил личное разрешение Николая II на единственное представление в Царскосельском Китайском театре [67] Русские писатели: Биографический словарь. Т. 3. М., 1994. С. 124. . Об уровне подготовки советских цензоров, увидевших в христианской мистерии «пропаганду сионизма», говорить не приходится… О результатах своей проверки цензоры доложили Петроградскому райкому партии (в этом районе находится студия «Ленфильм») «для сведения и возможного использования».