Наталья Морозова - Любимые книги

А вот когда читаешь ленинские тома, то прямо физически ощущаешь удивительно чистую атмосферу доверия между выступающим и слушателями. Никогда не пуская людям пыль в глаза при обсуждении наших внутренних проблем, Владимир Ильич мог с чистой совестью рассказывать своим слушателям, например, о том, как заврались западные газеты. Так, в марте 1921 года на X съезде РКП(б) он рассказывал: «С начала марта ежедневно вся западноевропейская печать публикует целые потоки фантастических известий о восстаниях в России, о победе контрреволюции, о бегстве Ленина и Троцкого в Крым, о белом флаге на Кремле, о потоках крови на улицах Петрограда и Москвы, о баррикадах там же, о густых толпах рабочих, спускающихся с холмов на Москву для свержения Советской власти, о переходе Буденного на сторону бунтовщиков…» (т. 43, с. 123).

Эти факты, как вы понимаете, даже не надо было комментировать: вот он, Ленин, стоит на трибуне, а вон красный флаг, что вьется над Кремлем… Конечно же у зарубежной публики эти фальшивки успех имели, но даже и там порой ложь сама себя разоблачала. На том же съезде Владимир Ильич рассказал, как группа честных американских журналистов «собрала из газет, самых разнообразных, за несколько месяцев все то, что говорили про Россию, про бегство Ленина и Троцкого, про расстрел Троцким Ленина и обратно, собрала все в одну брошюру. Лучшей агитации для Советской власти нельзя себе представить. Изо дня в день собирались сведения о том, сколько раз расстреливались, убивались Ленин и Троцкий, эти сведения повторялись каждый месяц, и затем, в конце концов, их собирают в один сборник и издают» (т. 43, с. 126). Да, Ленин имел право так насмехаться, так издеваться над лгунами!

Было у Ленина еще одно замечательное качество: он никогда не боялся признать, что чего-то не знает, чего-то не умеет. Тоже вроде бы дело естественное, но присмотритесь: часто ли начальник на вопрос подчиненного способен бесхитростно сказать «не знаю»? Нет, гораздо привычнее другая картина: человек начинает изворачиваться, дескать, сейчас не время об этом говорить и т.д. Некоторым кажется, что так они оберегают свой авторитет. На самом же деле такой авторитет дутый, ибо это авторитет должности, положения, старшинства, а не личных заслуг самого человека.

Конечно, Ленин не был бы Лениным, если бы на подавляющее большинство вопросов не отвечал бы исчерпывающе ясно, точно, аргументированно. И тем не менее в его выступлениях часто встречаются слова «не знаю». «Я ничего не знаю об этих концессиях» (т. 42, с. 122). Или даже так: «Не слыхал» (т. 42, с. 124).

Некоторые руководители полагают, что такая откровенность может повредить делу. Ну в самом деле, рассуждают они, как люди пойдут за вождем, если уж и он не все знает, не все предвидит? Жизнь, однако, показала, что именно такому вождю больше веры. Это нетрудно объяснить даже чисто психологически. Ведь если вождь непогрешим, если он в принципе ни в чем не может ошибиться, то людям-то только и остается, закрыв глаза, идти за вождем. Как за богом. А если вождь – живой человек, с присущими человеку слабостями, то люди рассуждают иначе: вот он тоже не святой, однако смело и успешно ведет нас на борьбу за новую жизнь. Значит и мы, несмотря на наше несовершенство, тоже хоть на что-то годимся, тоже можем внести и свою лепту в эту борьбу.

Так что с какой стороны ни посмотреть, а прямота и откровенность не только не подрывали авторитета вождя, а, наоборот, создавали атмосферу доверия, настроение для работы. Владимир Ильич постоянно доказывал, что страшны не ошибки, а замазывание ошибок. Страшны не незнание и неумение, а нежелание учиться. Страшны не поражения, а привычка закрывать на них глаза. Он говорил, что, «если мы не будем бояться говорить даже горькую и тяжелую правду напрямик, мы научимся, непременно и безусловно научимся побеждать все и всякие трудности» (т. 44, с. 210).

Нет, не обещал Ленин народу в ближайшем будущем манны небесной, не обещал быстрых и легких побед, но – за ним народ шел, ему верил, ибо он говорил народу правду.

Но теперь встает такой вопрос. Ну ладно, люди того времени легко понимали Ленина, так как жили с ним одной действительностью, видели и слышали ту же правду, что и он. Для них выражение «прост, как правда» было наполнено живым, реальным смыслом. А как же быть нам, живущим в совершенно иной реальности? Для нас-то ведь животрепещущими являются уже совсем другие проблемы. Да надо еще и учесть эффект присутствия: ведь Владимир Ильич чувствовал реакцию аудитории, ориентировался на нее, и это тоже ведь не могло не способствовать пониманию.

Что и говорить, у наших предков и в самом деле большое преимущество перед нами: они были современниками Ленина! Но давайте поищем в своих арсеналах, а нет ли и у нас чего-то такого, чего не было у них? И увидим – есть. Это – наша образованность. Ведь это только представить себе, что среди слушателей Ленина большинство было вообще неграмотно! А сегодня? Да каждый наш ученик, даже троечник, все-таки образованней тогдашнего рабочего или крестьянина. А разве знания не сокращают временнóго расстояния? Так что в этом вопросе мы имеем определенный перевес.

Но вот второе возражение – насчет живых контактов… Тут все мои аргументы сразу блекнут. Что ни говорите, а они видели живого Ильича! Если бы хоть одно выступление Ленина было полностью записано на кинопленку! Ведь слушатели еще и потому хорошо понимали Ленина, что он говорил очень эмоционально. А что могут передать стенографические записи? Как могли они передать атмосферу доверия, токи взаимопонимания, реакцию зала? Разве что стандартными ремарками «аплодисменты» и «смех»… А как передать интонации, смех, улыбки, шутки, жесты, паузы, глаза – самого докладчика?

Иногда стенографистки все же пытались что-то сделать. Например, такая вот запись: «А когда мы подписали договор, так и французский и английский министры сделали такого рода жест ( Ленин делает красноречивый жест ногой . Смех .)» (т. 39, с. 403). Увидеть бы это своими глазами… Или побывать на собрании, где Ленин рассказывал о своем разговоре с американским бизнесменом: «И еще из области юмористики приведу замечание Вандерлипа. Когда мы стали прощаться, он говорит: „Я должен буду в Америке сказать, что у мистера Ленина (мистер по-русски – господин), что у господина Ленина рогов нет“. Я не сразу понял, так как вообще по-английски понимаю плохо. – „Что вы сказали? повторите“. Он – живой старичок, жестом показывает на виски и говорит: „Рогов нет“. Переводчик здесь был, говорит: „Да, именно так“. В Америке все уверены, что тут должны быть рога, т.е. вся буржуазия говорит, что я помечен дьяволом. „А теперь я должен буду сказать, что рогов нет“, – сказал Вандерлип. Мы простились весьма любезно» (т. 42, с. 65).