Виктор Черкашин - В поисках агента. Записки офицера КГБ

Информируя Крючкова о письме, я описал все, что произошло, и предложил разработать соответствующую легенду для маскировки его истинной сути и принять необходимые меры, чтобы дальнейшие послания анонимного автора получал только я. С этой целью Центру, в частности, следовало бы послать на имя второго заместителя резидента телеграмму, в которой он информировался, что ПГУ участвует в совместной операции с разведслужбой Болгарии DS по обеспечению «железной легенды» для их агента в США.

Поскольку я поддерживал контакты с болгарским резидентом в Вашингтоне, реализация моего предложения имела бы правдоподобное обоснование. Следуя его дальнейшему развитию, наши болгарские друзья якобы попросили нас помочь проверить искренность их агента путем анализа его реакции на информацию, полученную от одного из его источников. Если этот агент сотрудничает с ФБР, американцам станет известно о письме. Центру следует создать видимость, что информация о Мартынове не соответствует действительности — часть нашей уловки, чтобы убедиться, «клюнет» ли ФБР на это, тем самым подтвердив факт утечки содержавшихся в открытом конверте сведений. Все это должно убедить, что операция не имеет никакого отношения к советской разведке, мы просто помогаем болгарам.

Я также предложил Центру направить в резидентуру указание передавать все возможные последующие сведения по этой операции, которые каким-то образом могут попасть в руки другим сотрудникам, только мне, поскольку у меня установились хорошие отношения с резидентом болгарской разведки в Вашингтоне. Все эти соображения я изложил в шифротелеграмме непосредственно Крючкову, что исключало возможность ее прочтения кем-то другим в Центре, затем отдал ее старшему шифровальщику резидентуры для немедленной отправки в Москву. В тот же день в резидентуру пришел ответ из Москвы, одобрявший все мои предложения. В нем, в частности, подчеркивалось, что все поступающие в посольства письма, записки и т. п. должны немедленно передаваться «Алексею» — мой оперативный псевдоним в период командировки в США. Поскольку этот приказ Центра никак нельзя было увязать с отосланной ранее в Москву телеграммой, сотрудниками резидентуры он был принят, как обычно в таких случаях, — очередной необъяснимой выдумкой из Ясенево. Правда, все складывалось удачно — непонятность такого указания Центра в каком-то смысле дискредитировала важность и достоверность содержащейся в письме информации.

Замысел сработал. Не очень порядочный коллега, имевший ранг второго секретаря посольства, молча вернул мне документы, вынутые им из письма Дегтярю. Больше подобных проблем у меня не возникало.

Теперь надо было спокойно и тщательно проанализировать содержание письма. У меня почти не было сомнения, что его автором являлся сотрудник разведки. Это было очевидно с первых строчек его послания, поскольку для доказательства своей достоверности он сразу выдал трех агентов, данные о которых мог знать только офицер спецслужб США. Однако мотивы такого поступка пока оставались для меня неясны. Я вскоре исключил вероятность того, что это письмо является попыткой Эймса обезопасить себя и создать себе легенду прикрытия. Существовало слишком много деталей и нюансов, о которых он просто не мог знать, а также много нестыковок между тем, что я смог узнать об авторе письма и что мне было известно об Эймсе. Эймс не мог располагать содержащейся в письме информацией о деятельности и финансировании Агентства национальной безопасности США. Характер письма и ряд его внешних признаков убеждали меня, что его отправитель жил в Нью-Йорке, а не в Вашингтоне. Я склонялся к тому, что мы имеем дело с сотрудником Федерального бюро расследований. В Москве Крючков согласился с моими доводами. Благодаря Эймсу положение Крючкова в Политбюро значительно укрепилось, и я полагал, что он был в восторге от того, что вашингтонская резидентура совершила невозможное, сумев приобрести еще одного ценного источника, как Эймс.

15 октября, спустя полторы недели после получения Дегтярем письма от анонимного автора, все повторилось снова. Но на этот раз почта доставила Дегтярю увесистый пакет. Как и было обещано, в нем находилось большое количество секретных документов. На следующий день в ФБР, очевидно, первый раз пришли к мысли, что у русских что-то происходит, когда бригада наружного наблюдения увидела, как Дегтярь вошел в посольство с большой дорожной сумкой. Американцы отметили необычность ситуации, но на этом все и закончилось.

Новые материалы незнакомца показали, что мы имеем дело с сильным и волевым человеком. Он решил стать шпионом и полон решимости это доказать. Отталкиваясь от немногого, что нам дали эти два эпизода, я не мог не прийти к выводу, что мы имеем дело с профессионалом. Это подтверждал и тот факт, что он принял все меры, чтобы его личность нельзя было установить. Он понимал, что наибольшую опасность для него представляли агенты ЦРУ и ФБР, находящиеся внутри советской разведки.

В своем первом письме таинственный «доброволец» предложил довольно простой способ проведения тайниковых операций: «Я готов рассмотреть ваши предложения, но я не хочу, чтобы все выглядело уж слишком по-шпионски, — писал он. — Я добавляю цифру «6» (то есть вы ее вычитаете от обусловленных дат, месяцев, дней и часов соответствующих мероприятий обеих сторон)».

Это вместе с рядом сделанных им других предложений было необычным подходом к сотрудничеству, поскольку потенциальный источник по сути брал в свои руки инициативу, как мы должны были с ним работать. «Доброволец» выбрал меня, поскольку он видел в ФБР мое дело оперативной разработки и знал, кто я такой. Казалось, он мне доверяет, что в мире шпионажа было редкостью. Это, как ни говори, было для меня лестным, а с его стороны разумным шагом, поскольку еще больше убеждало меня в его искренности. Это, если хотите, также демонстрировало его чисто человеческие качества, поскольку он обратился к конкретному человеку, а не к некоей структуре, да еще с таким названием, как КГБ. К тому же, все это доказывало, что мы имеем дело с опытным профессионалом, и это только укрепило мое инстинктивное ощущение, что лучший способ обеспечения его безопасности состоял в том, чтобы согласиться со всем, что предлагает наш потенциальный агент. Если он хочет сам определять правила и способы нашей работы с ним, мы не будем этому препятствовать. Нас будет интересовать самое главное — получение от него ценной разведывательной информации.

«Отчет генерального инспектора Министерства юстиции США (2003 г.), в котором Хансен назван посредственным агентом, не соответствует действительности. Он был дьявольски талантлив. Мы с ним могли часами говорить об уязвимости сотрудников и их агентов, а также о болевых точках нашей профессии. Боб Хансен хорошо знал свое дело. Когда несколько позже мне удалось прочитать отчеты о его некоторых операциях, я сказал: “Ты талантливый сукин сын! Ты как раз умудрился сделать то, о чем мы с тобой не так давно просто чесали языками”. Люди, которые утверждают, что он не профессионал с большой буквы, просто ничего не знают о его операциях и не понимают, что он очень и очень умен. Он сам определял, как русские должны с ним работать, поскольку ему были известны все их ошибки и просчеты. Он знал все, что американской стороне было известно, как работают русские, а уж мы много чего об этом знали. Он также был в курсе того, что мы делали, поэтому мог пролезать и исчезать через любую щель».