Александр Яковлев - Выступления [Сборник]

Нам, реформаторам перестроечной волны, многое удалось сделать. Свобода слова и творчества, парламентаризм и многопартийность, окончание «холодной войны», изменение религиозной политики, прекращение политических преследований и государственного антисемитизма, реабилитация жертв репрессий, удаление из Конституции шестой статьи — о руководящей роли партии — все это свершилось в удивительно короткий срок, во время революции — Перестройки 1985–1991 годов.

Политические реформы пришлось осуществлять по ходу, причем общественному сознанию еще предстояло переварить по-настоящему ее основные принципы, такие, как свобода слова и творчества, многопартийность, разделение властей, частная собственность, рыночные отношения и другие.

Но все же это были сущностные реформы, определившие постепенный переход к новому общественному строю на советском и постсоветском пространстве. Даже военно-большевистские мятежи в 1991 и 1993 годах не смогли изменить ход событий.

Но многое мы не успели сделать, а, возможно, и не смогли. Мы не смогли создать социальную базу реформ, прежде всего в среднем сословии.

Кроме того, мартовско-апрельская революция, сделав крупные шаги на пути к демократии, тем не менее продолжала находиться под давлением марксистско-ленинских концепций. В газетах и журналах, на телевидении и по радио, на собраниях и съездах еще продолжали звенеть разные побрякушки о революции как эффективной форме общественного прогресса (хотя это варварская форма прогресса), что сбивало людей с толку, мешало пониманию смысла эволюционной Реформации в СССР.

В результате этой двойственности Россия и по сегодняшний день еще не отмылась от крови прошлого, она еще не слезла с баррикад, в ней еще клубится дым нетерпимости, мы еще солдаты, а не пахари, в нас еще живут имперские бациллы.

Практика политической Реформации после 1991 года получилась многослойной. По своему содержанию она была и социал-демократической, и либеральной, и нэповско-социалистической. От этого винегрета шли разные запахи. В экономической политике принципы социальной демократии не нашли своего места, что и привело к забеганию вперед, к опережению реальных возможностей страны.

Некоторые либеральные экономические реформы после 1991 года проводились столь круто, что привели страну на грань общественного шока. Они служили далекой стратегии, но проводились без учета специфики российской жизни, замусоренной психологией иждивенчества, воровства, разгильдяйства и лености.

Я не буду останавливаться на других вопросах, которые поднимаются в моих работах, особенно в «Сумерках». Там есть политико-психологические портреты Хрущева, Брежнева, Андропова, Горбачева, Ельцина, с которыми мне пришлось работать.

А сейчас, пожалуй, надо поразмышлять о нынешнем этапе нашей жизни. Это тоже присутствует в книге.

Для начала скажу, что, по моему глубокому убеждению, наше прошлое продолжает терроризировать настоящее. Причем по многим направлениям — в экономике, политике, в психологии, в моральном плане, в методах управления — нас тяготит незавершенность реформ.

Исторически это логично, прошло всего 20 лет после начала преобразований, но и тревожно, поскольку авторитарные тенденции, а они очень прилипчивы и соблазнительны, могут закостенеть, превратиться в социальную болезнь.

Это создает какую-то двусмысленность в нашей жизни. Если внимательно прочитать путинские обращения к федеральному собранию, то они достаточно либеральны, правильно отражают существенные проблемы, которые ждут своего решения. Но если мы наложим эти программные положения на реальную жизнь, то обнаружим их обширную несовместимость.

Выборы 7 декабря 2003 года закончились существенным поражением демократии.

Парламент стал одноногим. Альтернативность исчезла, а вместе с ней и реальный парламентаризм, поскольку демократии без оппозиции не бывает. Без оппозиции не могут вырасти и новые лидеры с новыми идеями.

Правящая партия чиновников празднует победу. Радуются и национал-социалисты. Значит, снова придет, как они надеются, «светлое прошлое».

Самое опасное состоит в том, что дирижерская палочка, управляющая реставрационными конвульсиями, находится в верхах номенклатуры.

Мне порой кажется, что президент под тяжелым грузом ответственности, который свалился на его плечи, страдает недооценкой последствий тех преступлений, которые совершены большевистским фашизмом.

Не хочется верить в заранее обдуманный план. Но бросается в глаза жесткая последовательность. Сталинский гимн, однопартийная система, послушный парламент, назначаемость Сената, примат государственности над человеком, вождизм, сращивание государственных структур с бизнесом, особенно с криминальным, приручение средств массовой информации, приспособление истории к интересам власти, отсутствие подлинно независимых судов, расширение сферы деятельности и влияния на политику специальных служб, — все это тревожные сигналы.

Нельзя всерьез верить в случайность участившихся всхлипов о прошлом и любовного облизывания сапогов Ленина и Сталина, равно как и спецслужб, которые изображаются в героическом плане. Мы упорно ищем и врагов и героев.

Видится мне, что номенклатурная челядь, будучи еще советской по характеру, полагает, что восторги толпы по поводу некоторых действий властей — это и есть поддержка линии на установление «порядка», хотя давно известно, что восторги у нас легко переходят в улюлюканье и проклятия.

Я верю, что удушить полностью демократию чиновничий класс пока не в силах, а вот использовать обстановку в целях ползучей реставрации — в состоянии.

И все же складывающаяся ситуация кажется мне достаточно противоречивой. Мне не хочется верить, что Президент лично задумал нечто такое, чтобы двинуть страну вспять. Уж очень опасная это игра, в том числе и для Президента. Трудно представить, чтобы он сам решил бить по своей голове кувалдой.

Можно предположить, что именно в испуге перед умопомрачительными свалками и завалами советской истории ему или кому-то другому и пришла мысль, показавшаяся спасительной.

Она предположительно состоит в следующем. Экономические реформы остановить нельзя, прежняя советская система обанкротилась вчистую. Да и время другое.

Но поскольку разрушение централизованной системы через приватизацию проходило хаотически, а порой и хищнически, то в голову и прискакала идея навести тут некий «порядок». Причем «порядок» не через демократические законы, а через силовые структуры, через номенклатурную вертикаль, через отмену выборов местных властей.

На мой взгляд, это ошибочная концепция. Без свободы слова, без оппозиции, без развития малого бизнеса в экономике, без гражданского общества мы еще больше усилим примат государства над человеком, то есть вернемся к тупиковому варианту развития. Обвенчание либерализма с авторитаризмом не может быть прочным и долговечным.