Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Впрочем, на первый взгляд тираж «Гласности» был так ничтожен, что не мог иметь большого значения — мы могли отпечатать сперва на пишущих машинках, потом — тайком на ксероксе только сто экземпляров. Но все эти экземпляры попадали не к читателям, а к людям, которые фотоспособом, на пишущих машинках, на тогда примитивных принтерах компьютеров и, если удавалось, на все еще находившихся под государственным контролем, в опечатанных комнатах, ксероксах размножали специально для этого полученный ими экземпляр. Не прекращавшиеся передачи по нашим материалам всех зарубежных радиостанций на русском языке — «Гласность» года на два стала корпунктом радио «Свободы» в Москве, ругань по нашему адресу чуть ни каждый месяц «Вечерней Москвы», «Известий», «Труда» и других газет лишь способствовали популярности. Однажды журнал «Юность», где я когда-то раньше работал, с его пятимиллионным тиражом перепечатал важную статью Андрея Шилкова о деле социалистов. К тому же многие номера журнала переводились и появлялись в «Самиздате» на армянском, эстонском и литовском языках. Наконец, «Русская мысль» в Париже не просто перепечатывала в качестве вкладки каждый номер «Гласности», но еще и издавала их мельчайшим шрифтом на тонкой бумаге для пересылки в СССР в почтовых конвертах. И такие же издания делались по-польски, по-румынски и на венгерском языках. А были еще и переводы номеров «Гласности» в СССР и заграницей на армянский, эстонский, немецкий языки. Кроме того тогдашний министр Франции по правам человека Бернар Кушнер выделил деньги для роскошного издания «Гласности» по-французски. Подборку из журнала издавали в качестве приложения «Globe» и «Ottavagiorno» в Италии. Отдельные номера «Гласности» были изданы, кажется, в Берне по-немецки, а каких-то переизданий я уже не помню, да и почти ничто (из того, что доходило) не сохранилось после четырех полных разгромов «Гласности». В Нью-Йорке издавались все номера по-английски и тираж постепенно становился так велик, что в «Центр за демократию», издававший журнал, уже начали обращаться с предложениями разместить рекламу. Наконец, сам я был собственным корреспондентом норвежской «высоколобой» газеты «Морганбладет», а пятый канал советского телевидения (программа «Пятое колесо») однажды передал с моими комментарием и рассказом о «Гласности» съемки наших видеокорреспондентов о вооруженных столкновениях в Фергане так минут на двадцать эфирного времени (у нас уже была и фото и видео группа). Так что все крупнейшие европейские и американские телекомпании передавали изо всех точек СССР, куда не пускали иностранных корреспондентов, нашу видеоинформацию. Еще об одном издании «Гласности» забавную историю мне рассказал Егор Яковлев — редактор «Московских новостей». Придя по какому-то делу к Александру Николаевичу Яковлеву — тогда второму человеку в стране, он упомянул журнал «Гласность».

— Даже и не знаю, что это такое, об этом и не стоит говорить, — раздраженно ответил Александр Николаевич.

Но минут через пять, уходя и посмотрев на приставленный к его письменному рабочему столу столик с периодикой, Егор Владимирович увидел отложенные два номера «Гласности», да не такие, как распространяли мы и видел он, а на первоклассной бумаге, с четкими крупными шрифтами, отпечатанные специально для членов Политбюро.

В результате эффективность наших публикаций была поразительной и с ночи выстраивалась очередь у двери квартиры Кирюши Попова, чтобы попасть на прием. Принимали мы всех и это была чудовищная, каторжная работа с раннего утра до глубокой ночи, а ведь среди приходивших была немалая доля сумасшедших, провокаторов, просто тяжело больных или глубоко несчастных людей, кому невозможно было помочь. Наши публикации оказывались очень действенными в том числе и потому, что «Гласность» постоянно пытались уличить в ошибках или хотя бы в какой-то заинтересованности.

Отец Георгий (Эдельштейн), о преследовании которого была заметка, кажется, в номере шестом, впоследствии мне рассказывал:

— Сперва приехала с проверкой дама из «Комсомольской правды», потом — две из райкома партии, потом — из Костромского обкома вместе с корреспондентом «Известий», потом были двое из «Правды» и кто-то из прокуратуры. Всего было семь проверяющих по одной маленькой заметке.

В результате, к нам начали присылать своих жалобщиков даже сотрудники Генеральной прокуратуры СССР. Схематически это выглядело так. В каком-то мелком районом городке секретарше председателя исполкома понравился домик одинокой и беззащитной бабки. Без большого труда под каким-то предлогом, скажем за неуплату налога за огород, бабку из дому выкинули и новая владелица поздравляла себя с новосельем. Бабка, естественно, шла с жалобой к ее начальнику, который, вероятно, спал с секретаршей и все произошло с его ведома и при его помощи. Понятно, куда председатель посылает бабку. Та идет к прокурору, прорывается в газету, пишет заявление секретарю райкома партии. Все они в этом маленьком городке водку пьют вместе и бабку в упор не видят, говорят и пишут ей разнообразные наглые, первые пришедшие им в голову, чаще всего их самих дискредитирующие и, к тому же, взаимоисключающие отказы.

Но бабка оказывается упорной, да и деться ей некуда. Она едет в область, где по каким-то причинам (может быть, район очень передовой по сдаче металлолома, может быть есть какие-то личные связи у районного и областного начальства) все происходит точно так же. У бабки масса диких, разнообразных отрицательных ответов, все районное и областное начальство уже ее люто ненавидит (она ведь теперь жалуется и на них), грозит ей психушкой, но она вырывается и едет в Москву — в Генеральную прокуратуру СССР. Дежурный прокурор — человек незлой и все понимающий, смотрит ее бумаги, выслушивает и в общем-то хотел бы помочь, но собрать из-за бабки специальную группу Генеральной прокуратуры и начать войну со всем областным и районным начальством, где уже все нарушили элементарные законодательные нормы, а теперь повязаны этим мелким для них делом, дежурный прокурор просто не в состоянии. И он говорит бабке:

— А вы пойдите в «Гласность» — у них свои методы.

Бабка выстаивает очередь, приходит к Леше Мясникову, который заведует у нас приемной и не только хорошо пишет, но искренне любит всех несчастных, которые к нему приходят. Появляется статья или заметка, а за ней семь проверок, пытающихся нас в чем-нибудь уличить, но семь проверок в том числе из «Правды» и ЦК КПСС делают свое дело и героическая бабка в результате получает свой дом обратно, а ни в чем обвинить нас никому ни разу не удалось. А в приемной Генеральной прокуратуры теперь уже и посетители рассказывают друг другу о всесильной «Гласности».