Сергей Григорьянц - Гласность и свобода

Впрочем, в восемьдесят седьмом и даже в восемьдесят восьмом году еще никого не убивали и даже новых арестов почти не было, но начавшиеся освобождения политзаключенных очень напоминало условия ссылки или высылки. Статья в «Гласности» Андрея Миронова так и называлась «Освобождение или перемена статьи?».

Конечно, и мои статьи о Волохонском при всей популярности и даже влиятельности тогда «Гласности» мало, что могли изменить.

Новодворская в начале восемьдесят восьмого года решила создавать новую партию. Изначально партия выглядела какой-то очень странной. В нее входили и новые социалисты и ярые противники марксизма, евреи и русские националисты, то есть изначально планировалось, что в ней будут разные, имеющие прямо противоположные взгляды «фракции». Единственное, что якобы всех объединяло, была оппозиционность существующему режиму, хотя сама Новодворская через несколько лет написала в «Новом времени» восторженную статью о советском Председателе Президиума Верховного совета СССР Анатолии Лукьянове, как о неизменном и пламенном стороннике демократии.

Первое организационное собрание Дем. Союза происходило на квартире Богачева — будущего верного соратника Жириновского по созданию ЛДПР. Впрочем, не только он, но и Жириновский были в первом составе руководящего координационного совета, что выглядело странно, хотя о том, что он — штатный сотрудник ГРУ (служил референтом-переводчиком пограничного Закавказского военного округа, а это штатная должность ГРУ, был заслан в Турцию, оттуда выслан и т. д.) я в то время еще не знал. Любопытно, что по рассказу Юры Скубко — одного, как Ася Лащивер из вполне достойных членов ДС, Жириновского они вывели (или он сам ушел) после того, как он буквально не давал ни о чем подумать, уговорами, что сейчас надо для отвода глаз поддерживать Горбачева и Лукьянова, а потом «ударить им в спину». Для все яснее проявлявшегося расхождения в интересах и взглядах КГБ и государственного аппарата СССР это была очень характерная позиция. Впрочем, Жириновский обеспечил создание Дем. Союза проведением окончательного организационного собрания в поселковом совете Кратово в праздничный день 9 мая (я, по просьбе Аси, разрешил им собраться на нашей кратовской даче, но именно в этот день «Гласность» и разгромили) и задачу свою выполнил.

Но для меня тоже гораздо более странным было присутствие в руководстве Дем. Союза двух хорошо знакомых, в отличие от Жириновского и Богачева, мне (и всем диссидентам) людей. Одним был Денисов, дававший на очной ставке на Лубянке показания о том, что писатель Георгий Владимов давал ему для чтения антисоветскую литературу. Владимов в конце семидесятых годов был представителем в СССР «Эмнисти интернейшнл» — единственной правозащитной иностранной организации официально представленной в Москве и к тому же достаточно ясно понимал и деятельно реагировал на все, что происходило в годы власти Андропова-Брежнева. Понятно, как от него стремились избавиться.

После очной ставки с Денисовым, которую Владимов подробно описал в «Самиздате», ему сразу же было сказано:

— Не поедете на Запад, поедете на Восток (то есть в лагерь за распространение антисоветской литературы — С.Г.).

Об этом знали все диссиденты, но и я сам еще раз повторил это Лере, ближайшим приятелем которой и одним из руководителей Дем. Союза был Денисов. Но никакой реакции не было.

Другим столь же известным доносчиком и столь же «оппозиционно настроенным» человеком в руководстве Дем. Союза был Роальд Мухамедьяров. Именно его показания в суде стали основой для приговора Виктору Некипелову. Как раз в это время тяжело больной, через несколько лет умерший в Париже, Виктор был освобожден из Чистопольской тюрьмы и был прямым обвинением для Мухамедьярова. Но Лера, которой я напомнил и об этом, не считала это важным для ее «оппозиционной» партии и больше того, никому не сказала, каких «товарищей» она включила в руководство Дем. Союза.

Так появилась первая «оппозиционная» партия в Советском Союзе. Дем. Союз успешно занял место действительно потенциально почти готовой к созданию, что понимали в КГБ, мощной, авторитетной с большим интеллектуальным весом антикоммунистической партии в Советском Союзе, которая бы включила в себя таких людей, как Аверинцев, Олег Волков, Вячеслав Всеволодович Иванов, некоторых диссидентов и которая и впрямь, поддержанная массовым демократическим движением, могла бы повести Россию по европейскому пути. Но место оказалось заполнено шумной и двусмысленной, как сказали бы сейчас «тусовкой» на московских площадях, у многих появилось ощущение, что других антикоммунистов в России нет и не может быть и, возможно, именно для этого Дем. Союз и создавался уже перечисленными мной (а ведь я, конечно, многих не знал) испытанными «демократами» с Лубянской площади.

К примеру, через несколько лет в годы проведения «Гласностью» конференций «КГБ: вчера, сегодня, завтра» полковник КГБ Александр Кичихин, руководивший на Лубянке «немецким направлением» мельком заметил: «На впервые проведенном в СССР съезде советских немцев в президиуме из семнадцати человек одиннадцать — мои».

И все же в основном все это была работа с молодыми людьми, испытанные игры проверенными методами скорее в духе Чебрикова, чем пришедшего ему на смену Крючкова, у которого особенно отчетливо стала ясной не столько новая тактика, но принципиально новые поставленные задачи и цели. Комитет государственной безопасности больше не хотел следить, доносить, провоцировать и вообще быть чьей-то службой, выполнять поставленные партийным руководством задачи. Как и при Андропове, теперь целью существенной части руководства стало добиться прямого управления страной. Но подробнее об этом будет речь ниже.

Характерно, однако, что влияние журнала «Гласность» (но без всякого его упоминания) началось как ни странно даже раньше выхода его первого номера.

С помощью слежки и прослушивания всех наших квартир содержание первого номера было хорошо известно сотрудникам КГБ еще до того, как мы успели отпечатать первые десятки экземпляров и провести пресс-конференцию. Впрочем, накануне мы и сами демонстративно послали макет журнала в ЦК КПСС, но судя по серьезности реакции, ее подготовка началась раньше.

Среди хроники первого номера было сообщение о том, как с применением грубой силы была разогнана на Гоголевском бульваре выставка художников-пацифистов. Но уже за два дня до официального выхода нашего журнала «Комсомольская правда» не только сообщила об этом же, но еще и о фантастической реакции властей якобы по жалобе врачей, осмотревших пострадавших художников. Майор — начальник отделения милиции и, видимо, курировавший его подполковник из управления были уволены за «превышение власти». Было ясно, что не врачи были инициаторами публикации в «Комсомольской правде» и таких решительных действий руководства МВД. КГБ и впрямь успешно руководил процессом перестройки. Уже в том же № 2–4 «Гласности», где была моя, первая в СССР, статья о «прикладной» работе КГБ, среди множества хроникальных заметок и статей по сути своей на ту же тему, была и удивленная статья Хендрика Джорджа о том, что сотрудники Международного общества по правам человека впервые смогли встретиться в Вене с официальными советскими лицами, провести с ними довольно долгие переговоры, передать материалы о продолжающихся в стране нарушениях подписанных Советским Союзом международных договоров и Хельсинкских соглашений. Джордж пишет, что один из дипломатов был очень агрессивен и неуступчив, но зато другой (Юрий Колосов — заведующий отделом прав человека МИД СССР — появился такой отдел) был очень доброжелателен, жаждал новых встреч и, вообще, во многом готов был идти навстречу. Единственное, чего не знал Хендрик Джордж, что неуступчивый дипломат был обычным сотрудником советского МИД'а, а Колосов — генерал КГБ, до этого широко известный резидент КГБ в Италии, специально откомандированный в МИД для создания благоприятного имиджа перестройки. В Париже над созданием демократической репутации Горбачева работали Юрий Жуков и Андрей Синявский.