Лазарь Флейшман - В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

Какие сложные расчеты стояли за «трестовской» игрой и в каком направлении она велась, видно из докладной записки В. А. Стырне, резюмирующей деятельность «Треста» в 1924 году:

В отношении группы Николая Николаевича была проделана работа в направлении того, как Трест переживает сейчас критический момент из-за недостатка средств и из-за провалов, которые произошли в результате усиления деятельности ГПУ. Кроме того, николаевской группе был послан ряд писем, где Трест высказывал свои опасения в связи с возможностью интервенционистских настроений в среде эмиграции, причем было указано, что эти разговоры заставляют ГПУ громить всевозможные организации, где часто попадаются и наши люди. В ответ на это соображение мы получили от некоторых групп вполне сочувствующие ответы. Проделанная в предыдущие месяцы работа по части разложения николаевской группы дала свои результаты. Дело в том, что мы усиленно настаивали на свидании Ник. Ник. с Врангелем, в надежде на то, что их формальное примирение внесет полный раскол, сами же мы сумеем остаться не только в стороне, но и сохранить хорошие отношения с расколовшейся группой и отдельными ее частями. После наших побудительных писем свидание это состоялось, примирение произошло, в результате Ник. Ник. подчиняет все офицерские союзы, Союз галлиполийцев и т. д. Врангель, Кутепов отходят от Ник. Ник. на второй план, это вызывает недовольство среди офицерских союзов. Врангель остается на своей прежней позиции и продолжает интриговать против Ник. Ник. Офицерские союзы в данное время, по сведениям, почерпнутым из разных источников, находятся в состоянии распада. Трест же продолжает переписываться и сохраняет прежние хорошие отношения и с Кутеповым, и с Ник. Ник., и с Врангелем. <���…>

Чувствуя шаткость своего положения, Кутепов вызвал племянницу <���Захарченко-Шульц> в Париж д ля своей поддержки, которая, конечно, внесет еще большую путаницу в создавшуюся обстановку, сумеет одновременно должным образом рекламировать Трест, и тем самым мы в Кутепове будем иметь еще более преданного нам человека, а в лице племянницы мы будем иметь такого человека, который будет всегда идти против интервенции, с другой стороны рекламировать Трест, и, кроме того, будет такой сотрудницей, которая выполнит любое наше поручение с полной готовностью и с абсолютной точностью… [96] «Из докладной записки помощника начальника КРО ОГПУ В. А. Стырне начальнику КРО ОГПУ А. X. Артузову о контрразведывательных операциях “Ярославец” и “Трест”. 5 февраля 1925», Политическая история русской эмиграции. 1920–1940 гг. Документы и материалы, с. 33–34.

Стырне с излишней самоуверенностью полагал, что Кутепов, благодаря проводимой интриге, находится под полным контролем московских инстанций. По свидетельству С. Л. Войцеховского, еще осенью 1924 года Кутепов выражал ему подозрения относительно чекистской провокации в «Тресте»:

В качестве аргумента, на котором основывалось это недоверие к московской организации, он сослался на самый факт ее беспрепятственного существования в течение нескольких лет, причем существования, отмеченного активными связями с заграницей, что, по его словам, приняв во внимание внутри-русскую обстановку, не могло объясняться иначе, как явным попустительством коммунистической власти [97] XXX <���С. Л. Войцеховский>, цит. соч., с. 127. .

Мемуарист продолжает:

Полагаю, что, если при наличии высказанных им взглядов, ген. Кутепов решался поддерживать связь с «Трестом», то делал это, имея основания верить в возможность извлечь из этой связи какую-то пользу для борьбы, в жертву которой он принес свою жизнь [98] Там же, с. 127. Сходным образом — как в высшей степени настороженное — характеризует Н.И. Виноградов (оппонент Войцеховского) и отношение к «Тресту» М. В. Захарченко. См.: Н. Виноградов, «Правда о свидании больше-вицкого агента Якушева-Федорова с великим князем Николаем Николаевичем», с. 109–118. .

Параллельно с «географическим» расширением «Треста» в 1924 году происходила и экспансия его в новую для него идеологическую область — евразийское движение. Внутри МОЦР инсценировано было создание молодой оппозиции во главе с Денисовым (чекистом А. А. Ланговым, исполнявшим в «Тресте» роль помощника начальника штаба), стоящей на основе евразийской доктрины [99] Теодор Гладков. Цит. соч., с. 126–127; И. Савкин, В. Козловский, «Евразийское будущее России», Ступени. Философский журнал (С.-Петербург), 1992, № 2(5), с. 102–105. . Может вызвать недоумение — почему для уловления евразийцев в свои сети ГПУ решило воспользоваться «Трестом» вместо того, чтобы задействовать другой, независимый канал. Объяснение этому приходится искать в сфере не идеологической, а, так сказать, практической. Евразийские настроения, вступавшие в причудливую смесь с монархическими пристрастиями, охватили к середине 1920-х годов довольно широкие круги «галлиполийцев». Именно этот «военный» аспект — задача сдерживания антисоветской деятельности молодого офицерства — вынудил ГПУ, не вникая слишком глубоко в теоретические построения движения, поспешить с установлением своего контроля над ним. Но, по-видимому, был и еще более конкретный, персональный повод к этому. Дело в том, что в числе наиболее пламенных поклонников «Треста» в эмиграции был племянник Врангеля поручик П. С. Арапов, увлекшийся евразийским учением и тайно приехавший в 1924 году, в сопровождении Якушева, в Москву для участия в «евразийском совещании». Именно его энтузиазм, по-видимому, и приводил к тому, что «евразийская» линия ГПУ на ранней стадии не была обособлена от «Треста». На протяжении ряда лет Арапов исполнял функции «ambassadeur itinérant» в сношениях «Треста» с заграницей [100] XXX <���С. Л. Войцеховский>, цит. соч., с. 129. Войцеховский в этой статье, говоря об Арапове, пользуется его конспиративным именем Шмидт; этот псевдоним раскрыт им в его книге Трест, с. 56. . Первая поездка в Москву и встречи с «трестовцами» там вызвали у него восторг [101] «Операция "Трест"», Очерки истории российской внешней разведки, с. 118—119; Лев Никулин. Цит. соч., с. 290. Никулин добавляет, что Арапов, переживший идейный перелом, высоко оценил успехи советской страны и осуждал белую эмиграцию (с. 187). . В 1929 году он примкнул к «кламарской» группе евразийского течения и снова совершил поездку в Москву [102] Ирина Шевеленко, «К истории евразийского раскола 1929 года», Thèmes and Variations. In Honor of Lazar Fleihsman. Темы и вариации. Сборник статей и материалов к 50-летию Лазаря Флейшмана. Ed. by Konstantin Polivanov, Irina Sheve-lenko, Andrey Ustinov (Stanford Slavic Studies. Vol. 8), Stanford, 1994, c. 382–383. . После похищения Кутепова был публично обвинен в сношениях с большевиками; упоминалось, что в общей сложности он совершил 18 секретных поездок в СССР [103] В. Л. Бурцев, «Не Азефы, a сверхазефы. Большевицкие провокаторы в России и за границей», Иллюстрированная Россия^ 1931, № 47, 14 ноября, с. 2; B. Л. Бурцев. Боритесь с ГПУ! (Париж, Издание Общего Дела, 1932), с. 12–17. . Арапов репатриировался в Советский Союз и, по справке С. Ю. Рыбаса, погиб в Соловецких лагерях [104] Святослав Рыбас. Генерал Кутепов (Москва: Олма-Пресс, 2000), с. 189. Ср.: C. Л. Войцеховский. Цит. соч., с. 57. .