Лазарь Флейшман - В тисках провокации. Операция «Трест» и русская зарубежная печать

Фамилия Опперпут не является вымышленной. Это вторая настоящая фамилия убитого, которую он начал носить со времени большевицкого переворота, чтобы скрыть свое звание офицера.

Брат Опперпута просит нас особенно отметить, что он до сих пор не выступал с разъяснениями по этому делу потому, что не хотел даже касаться вопроса о политической деятельности своего брата, будучи сам в стороне от всякой политики.

И только извращенные сведения газет заставили его теперь выступить со своим заявлением, которое редакция и помещает как представляющее интерес, независимо от той или другой оценки его по существу [474].

Таким образом, материалы, помещенные 4 и 5 ноября в обеих русских газетах, выходивших в Риге, ознаменовали собой, так сказать, полуоправдание Опперпута. На этой неопределенной ноте вообще завершалось обсуждение «опперпутовского» вопроса, да и, в сущности, всей темы «Треста» в эмигрантской печати. Русские газеты, выходившие в Париже и Берлине, к публикации в Сегодня записок Опперпута отнеслись вяло [475]. Интерес к «провокаторской» теме заметно угасал.

Советская печать ни единым словом не отрагировала на бурю в Зарубежье, возникшую вокруг разоблачения «Треста». Тем значительнее был факт издания в Москве книжки Н. Кичкасова, содержавшей обзор попыток террористической деятельности против Советского государства, начиная с 1922 года [476]. Брошюра эта опиралась на данные, собранные в ходе расследования диверсионных актов в Москве и Ленинграде в июне 1927 года и следствия и суда по делу пяти. Она представляла собой в основном пересказ материалов, помещенных впервые летом и осенью в центральных газетах, и можно полагать, что Н. Кичкасов не фамилия реального человека, а псевдоним одного или нескольких лиц, освещавших в Правде и Известиях судебный процесс в Ленинграде.

Одной из непосредственных целей брошюры было опровержение утверждений эмигрантской и западной прессы, что русский народ жаждет свержения власти большевиков и будто это настроение приняло форму стихийных террористических актов. Автор стремился доказать прямое участие иностранных генштабов, в первую очередь генштабов лимитрофов, в организации боевых вылазок «монархистов» внутри Советской страны:

Если и раньше мы не сомневались в той поддержке, которую оказывали белогвардейским организациям некоторые из соседних с нами государств, если и раньше была достаточно известна роль, которую играют их разведывательные аппараты в деле организации шпионажа, диверсионных и террористических актов в СССР, то в этом отношении последний «процесс пяти» дал исключительный по своей характерности материал о том, как на деле осуществляются «добрососедские» отношения, как на деле соблюдается «лояльность» по отношению к советским республикам.

Финляндия, в которой власть в течение последнего года принадлежала социал-демократам, как раз в течение этого периода стала на путь явной поддержки открытой антисоветской деятельности, причем деятельности самой подлой, самой кровавой, самой реакционной части эмиграции. Она предоставила в распоряжение ее не только свою территорию, но и материальные ресурсы (оружие, снаряжение), но и людей (проводников, инструкторов), но и весь организационный и технический аппарат своих воинских штабов, превратив, таким образом, «социал-демократическую» Финляндию в плацдарм для развертывания контрреволюционных сил против СССР. Этот урок процесса должен быть особенно учтен, и трудящиеся советских республик, конечно, не забудут его [477].

Привлекая материалы допросов Савинкова, Эльвенгрена и Рейли, брошюра Кичкасова описывала попытки покушений на советских руководителей в 1922 году, указывала на причастность Торгово-Промышленного Союза в Париже к финансированию и организации этих действий, подчеркивала тесные связи, установленные между белоэмигрантскими группами и британской разведкой после прихода к власти консервативного правительства в 1924 году, приводила письмо Рейли к Н. Н. Бунакову (1925), выдвигавшее программу террора как единственного пути свержения власти большевиков, и констатировала превращение Финляндии с весны 1927 года в очаг антисоветской деятельности. Со ссылкой на показания Болмасова она назвала М. В. Захарченко-Шульц агентом финской разведки.

Замечательно, что при этом в брошюре была опубликована фотография с подписью: «М. В. Захарченко-Шульц — организатор террористических групп в Финляндии и участница покушения на взрыв общежития сотрудников ОГПУ в Москве. Убита 19 июня 1927 г. при перестрелке с красноармейцами в районе ст. Дретунь» (стр. 36), — изображавшая молодую улыбающуюся женщину, не имевшую ничего общего (по словам знавших ее лиц в эмиграции) с реальной представительницей Кутеповской организации в Москве [478]. Другими словами, портрет был помещен в каких-то дезинформационных целях, тем более явных, что подлинная фотография М. В. Захарченко, предоставленная генералом А. П. Кутеповым, была к тому времени уже хорошо известна: она была напечатана при статье Н. А. Цурикова в газете П. Б. Струве Россия 12 ноября. Какова цель такого «иконографического» поединка, развернувшегося на страницах эмигрантской и советской печати? Ответ, возможно, состоит в том, что эта борьба была частью закулисной игры вокруг руководителя финляндской боевой группы Кутепова Г. Н. Радковича, в сентябре пославшего письмо в ГПУ, выражавшее веру в то, что жена его жива, и предлагавшее сотрудничество в обмен на информацию о ней. Публикация ложной фотографии могла способствовать созданию впечатления, что в перестрелке убита была другая женщина.

Но еще более затемняющим реальность было в книге Кичкасова описание майского перехода границы Захарченко и ее спутников:

Наконец, когда формирование групп закончено, постановлено было в конце мая месяца перебросить на советскую территорию первую партию. В нее входили: М. В. Захарченко-Шульц, Ларионов, Соловьев, Мономахов, Петерс, Сольский и Болмасов.

В последний момент Сольский и Болмасов от экспедиции были отставлены по чисто техническим причинам, так как проводники капитана Розенстрема указывали на рискованность переброски большой партией. Таким образом, в СССР пошли только первые шесть из перечисленных лиц. Отправились все с дачи Фролова и границу переходили при помощи проводников финляндской разведки. Начальник разведывательного отдела штаба 2-й дивизии, капитан Розенстрем, как сказано, был полностью в курсе дела. <���…>

Перейдя границу, группа разделилась на две части: Ларионов, Соловьев и Мономахов направлялись в Ленинград, Захарченко-Шульц и Петерс — в Москву (с. 40).

Приведенный кусок является ключом к истолкованию загадочной особенности брошюры Кичкасова, обратившей на себя внимание современных читателей: ни в этом фрагменте, ни в книге в целом пи разу не упомянуто — вопреки предыдущим отчетам советских органов — имя Опперпута. Но процитированные строки позволяют обнаружить, как это имя было удалено из повествования. Легко догадаться, что в оригинальном тексте второго предложения должно было быть не семь имен, а восемь. Лишь тогда последняя фраза о том, что после отстранения двух «в СССР пошли только первые шесть из перечисленных лиц», являлась арифметически точной.