Игорь Ефимов - Стыдная тайна неравенства

Подстроить падение политического соперника, захватить демагогией толпу, организовать убийство опасного противника может всякий прожжённый политик. Но начать планомерное убийство миллионов людей в собственной стране можно только в том случае, если в душах десятков миллионов будет тлеть осознанная или неосознанная ненависть к уничтожаемым. Должна быть ненависть к еретикам, к ведьмам, к инородцам, к иноверцам, чтобы в стране запылали костры и замаячили виселицы. Но что может быть более надёжным, всегда готовым, чем тихая ненависть отставшего к обогнавшему, обделённого к одарённому, слабого к сильному?

Во всех главных кампаниях, проводившихся Сталиным за время его 25-летнего правления, мы видим его безжалостно преследующим лучших: лучших крестьян, лучших инженеров, лучших учёных, лучших командиров, лучших композиторов, лучших писателей и даже — самоубийственно! — лучших врачей.

Главное оружие высоковольтного — слово. Владение словом — вот, что нагляднее всего выделяет его из среды низковольтных. Поэтому борьба с осмысленным словом становится необходимым условием торжества низковольтных. Сталинский режим выработал газетный и митинговый язык, настолько лишённый прямого смысла, что на Западе пришлось создать сеть специалистов для расшифровки и анализа этого языка. "Министерство мира" (читай — войны), "Министерство правды", "Министерство любви", придуманные Орвеллом, не так уж далеки от реальных языковых кульбитов, созданных советской эпохой. "У нас сын за отца не отвечает", торжественно объявляла пропаганда, но при этом классовое происхождение решало всё в судьбе человека; ужасы коллективизации были названы "головокружением от успехов"; марионеточные коммунистические режимы, насаженные в оккупированных странах, носили имя "стран народной демократии"; и так до бесконечности.

Русские высоковольтные в подавляющем большинстве приветствовали свержение монархии. Революция казалась им справедливой расплатой за столетия социального неравенства. Но высоковольтному интеллигентному сознанию дика мысль о том, что врождённое неравенство может доставлять людям ещё большие страдания, чем неравенство сословное, имущественное, классовое. Ибо этих страданий высоковольтный — получивший от рождения пять талантов — не испытывает и не знает. Он не понимает, что ему нужна защита от недоброжелательства низковольтного большинства. И защита эта вырабатывается веками в виде морально-религиозных требований и прочной структуры социальных отношений. А там, где эту структуру внезапно разрушает политическая буря, высоковольтным, одарённым, сильным — не выжить.

Катастрофу революции многие интерпретировали как расплату за социальное неравенство.

Катастрофу Большого террора следует интерпретировать как расплату за неравенство врождённое.

— За что?! Мы служили своей стране верой и правдой! Приносили огромную пользу! Мы ни в чём, ни в чём не виноваты! Убивая нас, вы сами себе наносите страшный вред и ущерб! — кричали изумлённые жертвы террора.

"Для нас нет худшего вреда и ущерба, чем терпеть вас, догадливых, прытких, быстроумных, рядом с собой, а особенно — над собой", — могли бы ответить низковольтные, если бы обладали даром красноречия и аналитического мышления.

Большой террор 1937-38 годов должен был бы послужить страшным исправительным уроком всему строю политического мышления высоковольтных уравнителей даже в том случае, если бы он оставался единственным примером в XX веке. Но как добросовестная учительница повторяет снова и снова трудный урок беспечным ученикам, так история повторила это событие не один раз.

Посмотрим, как протекал массовый террор в других странах, где вековой уклад жизни был разрушен революционными взрывами.

Вплоть до 20-го века восстания низковольтных редко достигали успеха. Их полчища могли быть многочисленными, но единственным инструментом для сплочения их в организованную вооружённую силу оставались устные приказы. А голос атамана — каким бы грозным и громким он ни был — разносится всё же недалеко и быстро испаряется из памяти воинов.

Технический прогресс и распространение грамотности в корне изменили ситуацию. Теперь к услугам вождей восставших были печатные станки, телеграф, телефон, радио. Небольшая группа профессиональных революционеров, составленная из высоковольтных фанатиков уравнительной идеи и спаянная жёсткой дисциплиной, создавала необходимое ядро. И это ядро стремительно обрастало тысячами бойцов, которыми теперь можно было эффективно управлять на больших расстояниях, координировать их действия на разных фронтах. Высоковольтных командиров и низковольтных бойцов роднила одна страсть: ненависть ко всем видам неравенства. В том числе и (подспудно, неосознанно) — к неравенству врождённому.

Во время гражданских войн в России, Испании, Китае, Камбодже, Вьетнаме армии коммунистов часто демонстрировали необычайно высокий боевой дух, добивались победы над лучше вооружённым и численно превосходящим их противником. Думается, разгадку этого феномена следует искать в двухполюсной природе эмоционального накала, пронизывающего отношения между высоковольтным и низковольтным.

Высоковольтный не может испытывать настоящей враждебности к низковольтному. Даже в ситуации вооружённого конфликта он смотрит на него как на противника, которого следует победить, для того чтобы вразумить, вырвать из-под власти тёмных страстей, вернуть под власть разума и закона. Гибель низковольтных в бою не радует его, наполняет чувством вины и сомнения.

Не то низковольтный. Он во всех своих действиях и порывах движим горячим инстинктом ненависти к высоковольтному. Он ощущает своего противника главным источником своих несчастий и обид. Он жадно подхватывает лозунги уравнителей, призывающих к полному равенству всех со всеми. Уничтожение высоковольтного представляется ему победной и радостной кульминацией борьбы. ("Кто был ничем, тот станет всем!"). Он кидается в эту борьбу с отчаянной самоубийственной отвагой — и хорошо вооружённый защитник неравенства пятится перед ним, отступает, сдаётся сначала нравственно, а потом и физически, часто не исчерпав и половины своих сил и ресурсов.

Однако, завоевав власть в стране, победители, как правило, становятся жертвами кровавых междуусобиц. Высоковольтная верхушка революционеров, будучи в меньшинстве, вскоре гибнет сама, и на руководящие посты продвигается низковольтный. Он-то и оказывается лицом к лицу с задачей управления государством. Задачей, для решения которой у него нет ни сил, ни знаний, ни способностей. Он похож на крановщика, который разрушал старое здание чугунной бабой и которому сказали: "Ну вот, ты разрушил — теперь строй на расчищенном месте". Но так как обращению с другими машинами и инструментами он не обучен, в дело пускается всё та же чугунная уравнительная баба, которая теперь начинает крушить подвезённые кирпичи и доски, готовые к делу бетономешалки, соседние дома, людей, наконец.