Нинель Звонарёва - Изгнанники: Судьбы книг в мире капитала

Такая активность автора, которого некоторые критики поспешили списать в тираж, пришлась не по вкусу правым силам в ФРГ, и они развернули недвусмысленную кампанию по дискредитации его жизненных и творческих позиций. Показательно, что в этом хоре ниспровергателей особенно громко зазвучал голос шефа литературного отдела «независимой» газеты «Цайт» Фрица Раддаца, известного своим дремучим антикоммунизмом, научной некомпетентностью и задиристостью ультралевацкого свойства. Забегая вперед, можно добавить, что именно в силу этих своих качеств ему и пришлось в конце 1985 года уйти из газеты, ибо скандалы, возникавшие после публикаций Раддаца, не выдерживали никакой критики даже по западным меркам.

Для атаки против Кёппена Раддац использовал новейшие работы таких реакционных исследователей, как Г. Д. Шэфер и К. Прюмм, предпринявших попытку пересмотреть историю немецкой литературы XX века, и в частности, историю немецкой литературы периода фашистской диктатуры и первых послевоенных лет, связывая как бы воедино эти два взаимоисключающих этапа развития немецкой литературы, с целью разрушения «легенд», «разоблачения» тех или иных авторов, выискивания в их творчестве, а еще больше — в их личной жизни, различного рода отрицательных явлений, должных, по мнению сторонников этой тенденции, раскрыть истинное лицо художника. Как справедливо и не без иронии заметила в своей книге «Литература времен Аденауэра» западногерманский критик Э. Эндрес, «если в пятидесятых годах была тенденция каждого обелять, то в конце семидесятых годов наметилась установка всех понемножку в чем-либо обвинять».

Лидер этого направления Г. Д. Шэфер сосредоточил основное внимание на судьбах писателей, начинавших свой творческий путь в годы фашизма, но не принимавших фашистской действительности, находившихся в пассивной оппозиции нацистской идеологии. Подавляющее большинство из них сыграло значительную роль в деле становления и развития послевоенной западно-германской литературы, составило ее прогрессивное ядро, последовательно выступало против проявлений неофашизма и милитаризма.

Но усилия Шэфера и популяризация его идей Раддацом направлены не на раскрытие идейных и художественных особенностей произведений этих писателей. Напротив, весь пафос их выступлений состоит в том, чтобы дискредитировать писателей демократической направленности, посеять сомнения в их личной и гражданской порядочности, обвинив их, убежденных антифашистов, чуть ли не в пособничестве нацистским преступникам. Тот факт, что Альфред Андерш, Гюнтер Айх, Вольфганг Борхерт, Гюнтер Вайзенборн, Вольфганг Кёппен и ряд других писателей публиковали свои произведения во времена нацистской диктатуры или не эмигрировали из страны, расценивается Шэфером и Раддацом как политический криминал, порочащий их и не дающий им морального права осуждать фашизм. «Как немецкий народ, — пишет Шэфер, — для того чтобы уйти от проблемы «вины», приписывал Гитлеру после «катастрофы» демоническую сверхсилу, так и многие писатели и публицисты преувеличивают крайности реакционной политики национал-социалистов в области искусства… То, что эту литературу терпели в «третьем рейхе», связано с готовностью какой-то части этого поколения, при всем неприятии им фашистской идеологии, признать политические условия гитлеровского государства».

Именно с таких позиций выступил Раддац против Кёппена и ряда других писателей в своей печально знаменитой статье «Мы будем и дальше творить, если даже весь мир окажется в развалинах…» (1979), заголовок которой уже красноречиво свидетельствовал о провокационных намерениях Раддаца, о его оскорбительном отношении к писателям демократической направленности, ибо заголовок этот является парафразом строки из нацистского марша «Сегодня нам принадлежит Германия, а завтра — весь мир»: «Мы будем и дальше шагать, если даже весь мир окажется в развалинах». В этой статье Раддац попытался усомниться в истинности антифашистских взглядов Кёппена, основываясь лишь на том, что писатель не эмигрировал из страны после прихода к власти Гитлера и, более того, издал там два своих первых романа — «История несчастной любви» (1934) и «Стена шатается» (1935), последний из которых даже переиздал в 1939 году под названием «Долг», что-де прямо говорит о близости Кёппена идеям национал-социализма.

Если учесть, что эта статья Раддаца изобиловала гнусными измышлениями и откровенными нелепостями, касавшимися не только Кёппена, но и ряда других известных писателей и деятелей культуры ФРГ, ГДР, Швейцарии, то можно себе представить размеры скандала и возмущения, вызванных после ее появления. Даже такой консервативный критик, как Марсель Райх-Раницкий, вынужден был на страницах «Франкфуртер Альгемайне» публично отчитать завравшегося коллегу и высказать справедливое сомнение в профессиональной пригодности его в качестве шефа литературного отдела газеты, считающейся рупором либеральной интеллигенции ФРГ.

Но Раддац не успокоился. В марте 1983 года в связи с переизданием романа Кёппена «Стена шатается» он публикует статью с интригующим названием «Новый взгляд на Кёппена», где речь идет не о самой книге, а о том, насколько отдельные фразы романа выдают якобы фашистские симпатии Кёппена. И здесь Раддац опять обращается за «помощью» к трудам названных нами литературоведов ФРГ, приводя с соответствующим комментарием высказывание, например, К. Прюмма о том, что «непримиримость, с которой Кёппен и по сей день ведет борьбу против отрицания или преуменьшения опасности нацистского прошлого, конечно же, определяется в значительной мере мучительным сознанием того, насколько близко сходились его собственные желания с соблазнительными сторонами национал-социализма».

Чтобы понять всю лживость утверждений Раддаца и ему подобных, вероятно, надо напомнить читателю некоторые детали биографии Кёппена времен гитлеровской диктатуры.

Действительно, Кёппен остался в фашистской Германии, надеясь, как и некоторые его современники, что нацисты долго не продержатся. Он продолжал работать в литературном отделе известной газеты «Берлинер Бёрзен-Курир», публикуя смелые по тем временам статьи. Кёппен никогда не был активным борцом («Как человек я бессилен, но как писатель — нет»), но у него хватило мужества отказаться от заманчивого предложения занять пост главного редактора большой столичной газеты «Берлинер цайтунг ам Абенд», хотя он уже знал о том, что через несколько недель «Берлинер Бёрзен-Курир» навсегда прекратит свое существование. «Я был слишком неизвестен, чтобы подвергаться преследованиям, но все же достаточно известен, чтобы подвергнуться искушению», — вспоминал позднее писатель.