Коллектив авторов - О фантастике и приключениях (О литературе для детей. Выпуск 5-й)

В пьесе Алексея Толстого «Бунт машин» (1924) драматургия ближе подходит к решению научно-фантастической темы. Произведение это, написанное по мотивам романа Карела Чапека «ВУР» («Верстандовы универсальные роботари»), [20] Под таким названием был опубликован в 1924 году первый перевод пьесы Чапека на русский (перевод И. Мандельштама и Е. Геркена). ( Примечание СП ). примечательно тем, что фантастический элемент в ней, взятый в наиболее остром плане (не как «вероятное», а как «невозможное»), присутствует перед зрителем с первой сцены до последней. Здесь нет временных и случайных положений. Фантастическая завязка и последующее действие завершаются еще более фантастическим финалом.

Миллиардер, «король королей» Морей, используя открытие способа химического приготовления живой протоплазмы и ее направленного развития, устроил на тропическом острове в Тихом океане громадную фабрику для массового производства универсальных искусственных работников. «Упрощенный» человек наделен лишь качествами, необходимыми для беспрекословного исполнения любого задания. Отброшено все, кроме рассудка, пищеварительного аппарата и физической силы. Искусственные работники, по мере их изготовления, тысячами перебрасываются на материк и с помощью широко поставленной рекламы распродаются по цене сто десять долларов «за вполне одетый экземпляр». Они неприхотливы и неутомимы в работе, потребляют пищи триста пятьдесят граммов в сутки, спят два с половиной часа. Появление на рынке труда этих живых автоматов усиливает и без того растущую безработицу. Начинаются стихийные восстания рабочих, жестоко подавляемые с помощью тех же искусственных людей.

Инженер Пуль, циник и пьяница, заведующий формированием людей из разрозненных органов и тканей протоплазмы, оскорбленный Мореем, мстит ему тем, что вводит в смутное сознание «упрощенных людей» такие человеческие эмоции, как страх, ненависть, чувство протеста. Возникают случаи неповиновения, начинаются волнения. Происходит объединение восставших искусственных людей с безработными и организованными рабочими. Диктаторская власть Морея рушится.

Параллельно этой основной сюжетной линии развертывается другая. Уступая просьбам своей жены, красавицы Елены, Морей создает небольшое количество искусственных «людей-люкс», наделенных сложными человеческими чувствами, в том числе чувством любви. Первые экземпляры этих новых существ, оцененных Мореем по пятьсот долларов за штуку, выходят из рук человека полноценными людьми, стоящими, правда, на очень низкой ступени развития, но способными активно участвовать в жизни человеческого общества.

Таким образом, мы видим на сцене уже не попытку решения фантастической научной идеи, а осуществленную идею в действии. Зритель не останавливается здесь, как обычно, у порога фантастики. Перешагнув его, он попадает целиком в мир поражающих воображение необычностей. Первый акт начинается сценой подавления восстания рабочих с помощью искусственных людей. Последний акт кончается рождением у них человеческого сознания.

В судьбе искусственных людей, в происходящих с ними событиях больше, чем в характеристиках Морея, Пуля и других действующих лиц, отражена сатирическая, памфлетная заостренность пьесы.

Однако насыщенность сценического действия такой «сгущенной», не имеющей как будто прямой связи с текущей действительностью фантастикой заставила автора поколебаться и остановиться на полпути. Он решил приглушить фантастическое звучание пьесы, введя в нее в ряде интермедий, а частично и в прямом действии фигуру обывателя с супругой Фаиной Васильевной. Цель этих персонажей, появляющихся время от времени с комментариями по адресу пьесы, заключается в том, чтобы «как-нибудь рассиропить неприятное впечатление от пьесы». Репликами вроде: «Вот они, современные писатели: каждый норовит написать так, чтобы читателю стало нехорошо» — они бьют фантастику в упор в самые патетические моменты. Быть может, автор, создавая это обывательское вторжение на сцену в момент наивысшего подъема фантастического действия, имел в виду вызвать в зрителе какой-то внутренний протест против узколобой трактовки авторского замысла: сатирическое разоблачение обывателя выглядит здесь едва ли менее убийственным, чем разоблачение капиталистической акулы — Морея. Как бы то ни было, фантастической «атмосферы» в спектакле не получилось. Драматургическое воплощение научно-фантастической идеи не нашло законченного решения.

Приходится признать, что научно-фантастическая театральная драматургия и кинодраматургия представляют собою пока белое пятно в литературе, посвященной научной мечте. Богатейшие возможности театра и кино остаются неиспользованными. Человек нашей эпохи, создающий будущее, человек будущего, почти бессмертный владыка покоренного вещества — «фантастический человек» — все они стоят перед писателями как нерешенная или, в лучшем случае, как решенная наполовину задача. Все они хотят войти на страницы наших книг живыми, полнокровными, полными мысли, страсти и действия образами и оттуда заговорить с читателями громким голосом о том, что его волновало и волнует.

Достаточно ли вооружена научная фантастика наших дней, чтобы успешно справиться с этой задачей?

Творчески, если учесть направление, в котором она развивается, и качество лучших произведений, несомненно — да. Но в арсенале ее не хватает некоторых существенных элементов вооружения. Чтобы прийти к определенным выводам в этом отношении, надо предварительно договориться о том, что мы понимаем под научной фантастикой. Но осуществить это нелегко, потому что нет еще всех нужных предпосылок. Вернее сказать, нет одной из важнейших предпосылок: всестороннего исследования вопроса о происхождении, эволюции и особенностях этого вида литературы. Нет истории и теории научной фантастики.

Необходимость такого исследования вряд ли могут возместить ведущиеся сейчас горячие споры о том, допустим ли термин «жанр» в применении к научной фантастике или он не применим. Возражения обосновываются тем, что теория литературы и искусств говорит о жанре прежде всего как об «особом типе художественной формы» [21] «Жанр». Большая советская энциклопедия, т. 15, стр. 589. произведения, не имея в виду особенностей содержания (в литературе жанры романа, повести, рассказа и пр.; в живописи — портрет, пейзаж; в музыке — симфония, соната, романс…). Однако опускается из вида, что и в теоретических трудах, и в литературоведческих, искусствоведческих, литературно-критических работах издавна стало традицией, не вызывающей ни удивления, ни возражений, говорить о жанрах историческом, бытовом, батальном, сатирическом и других. Определяющим здесь является не момент формы (поскольку этими терминами охватываются различные жанровые формы), а признак содержания произведения.