Коллектив авторов - О фантастике и приключениях (О литературе для детей. Выпуск 5-й)

Встреча с Циолковским имела для Беляева и еще одно немаловажное значение. Она произошла в момент, когда писатель переживал серьезный творческий кризис. Все написанное им до 1930 года опиралось на традиции западноевропейской фантастики, прежде всего Уэллса и Конан-Дойля, и было в основном посвящено изображению зарубежной жизни. В годы первых пятилеток под влиянием политики индустриализации стала быстро устраняться та «исключительность момента», о которой говорил В. И. Ленин. Для автора научно-фантастических произведений уже не было необходимости ограничиваться западноевропейским и американским материалом. Создавались условия для изображения будущего советской науки и техники.

Изменившиеся условия требовали от Беляева серьезной творческой перестройки. Опыт его предыдущих работ, определившиеся особенности его писательских средств не годились для отображения жизни советского и — раз речь идет об изображении будущего — коммунистического общества.

После плодотворнейших 1928 и 1929 годов, когда были опубликованы многие произведения, составившие костяк беляевского творчества — «Человек-амфибия», «Вечный хлеб», «Властелин мира», «Продавец воздуха», «Человек, потерявший лицо» и ряд рассказов, — в 1930 году наступило затишье. Из написанного в этом году несомненную художественную ценность представлял лишь очерк о Циолковском и, до какой-то степени, рассказ «ВЦБИД». 1931 год не дал ни одного удачного произведения, в следующем году Беляев вовсе не печатался.

И лишь с выходом в 1933 году «Прыжка в ничто» Беляев вновь обрел былую форму. Успех этого романа, как и повести «Звезда КЭЦ», прямо определялся их насыщенностью идеями Циолковского и после нескольких лет неудач послужил для писателя большой моральной поддержкой. Под знаменем научных идей Циолковского для Беляева открылся новый период творчества.

Не сопоставляя сейчас произведения обоих периодов, нельзя не заметить, что романы и повести на советские темы, при наличии в них определенных художественных недостатков, все же были важным шагом в развитии советской научной фантастики. Они уже содержали ряд элементов, характерных для научно-фантастической литературы послевоенного времени. В них впервые наметились попытки строить сюжет произведений на борьбе различных научных идей (например, школа Лаврова и школа Сугубова в романе «Лаборатория Дубльвэ»), определилось стремление изображать научное творчество не как таинственный опыт ученого-одиночки, а как коллективный труд многих исследователей («Звезда КЭЦ», «Воздушный корабль», «Под небом Арктики»).

Под влиянием этих новшеств в творчестве Беляева начала складываться форма многотемного научно-фантастического романа с разнообразной проблематикой и большим числом персонажей, также нашедшая широкое распространение в послевоенной научно-фантастической литературе.

Но все же излюбленным видом научно-фантастического произведения для Беляева оставался роман или рассказ, посвященный одной — двум научно-фантастическим проблемам, с ограниченным количеством действующих лиц. Над такими произведениями Беляев работал до самых последних дней.

В последнее пятилетие из-под его пера вышли роман «Голова профессора Доуэля» и рассказ «Мистер Смех» (1937), рассказ «Невидимый свет» (1938), роман «Человек, нашедший свое лицо» (1940), роман «Ариель» и рассказ «Анатомический жених» (1941).

Поднимая в этих произведениях вопросы, касавшиеся преимущественно физиологии, Беляев умел заинтересовать столь узкой проблематикой самые различные слои читателей, связать решение сложных научно-фантастических задач, стоявших перед героями произведений, с самыми простыми чаяниями множества людей.

Делалось это незаметно, исподволь. Сталкивая в романе «Человек, нашедший свое лицо» уродца Тонио с эгоистичной и черствой красавицей-партнершей, Беляев на первый взгляд следует шаблону. Но, рассказывая в связи с фантастическим вымыслом романа о гормонах, о функциях желез внутренней секреции, показывая, как некий доктор Цорн воздействием на эндокринную систему меняет облик своих пациентов, писатель дает иное решение вопроса. Фантастика романа оборачивается в глазах читателей надеждой, что в будущем наука сумеет «управлять» внешностью человека и исправлять «несправедливости», допущенные природой.

Как бы по-разному ни звучала для читателей разных возрастов мысль о возможности усовершенствования человеческого организма, попытки героев Беляева бороться со старостью («Лаборатория Дубльвэ»), уродством («Человек, нашедший свое лицо»), слепотой («Невидимый свет»), преждевременной и случайной смертью («Голова профессора Доуэля») найдут свой, глубоко личный отклик.

Опираясь на чувство большой личной заинтересованности, возникающее даже у людей, устремления которых далеки от научных проблем, поднятых в его произведениях, Беляев ведет читателя к осознанию общественного значения этих проблем. Его фантастика убеждает, что с помощью передовой прогрессивной науки человеческое общество сможет улучшить условия своего существования, овладеть богатствами Земли, освободиться от влияния случайностей в природе, преодолеть пространство, даже время, завоевать океаны, выйти в космос, то есть расширить границы естественных условий обитания. Тем самым раз и навсегда уничтожается страх перед перенаселением, нищетой, голодом, взаимным истреблением и прочими ужасами, которыми любит пугать сумеречная буржуазная фантастика, и в сознании читателя рождается большая мечта — необходимая предпосылка подлинного научного энтузиазма.

Смелая постановка научно-фантастических проблем соединялась у Беляева с большим вниманием к социальному содержанию своих произведений.

Тема неукротимой борьбы против порабощения и угнетения человека слышится на протяжении всего творческого пути писателя. Восстание рабов («Последний человек из Атлантиды», 1925) и восстание островитян («Остров погибших кораблей», 1926–1927), грандиозная стачка в Буэнос-Айресе («Человек-амфибия», 1928), картины мировой революции («Ни жизнь, ни смерть», 1926, «Прыжок в ничто», 1933), коммунистическое общество будущего («Город победителя» и «Зеленая симфония», 1930, «Звезда КЭЦ», 1936) — таков социальный фон, благодаря которому в творчестве Беляева настойчиво звучит то приглушенно, то выходя на первый план романтическая тема надвигающейся мировой революции, страстное нетерпеливое ожидание близкой победы мирового пролетариата.

Не забудем, что до середины сороковых годов Страна Советов была лишь островом в капиталистическом мире, и не каждый еще сознавал очевидность решения вопроса «кто кого». Беляев же во всех без исключения произведениях давал только одно, свойственное советской литературе решение этого вопроса.