Коллектив авторов - О фантастике и приключениях (О литературе для детей. Выпуск 5-й)

Используя традиционные коллизии буржуазной фантастики, Беляев направил их не на утверждение, а на опровержение столь модной в те годы теории.

Крушение притязаний изобретателя на руководство обществом показано писателем в романе «Властелин мира». С помощью средства, позволяющего внушать людям свои мысли и волю, герой этого романа, во многом созвучного с «Гиперболоидом инженера Гарина» А. Н. Толстого, сравнительно легко подчиняет себе буржуазный мир. Однако в столкновении с советскими людьми Штирнер терпит неудачу. Сознание, что он не является монополистом своего могущественного оружия, подрывает его волю. Неустойчивая психика индивидуалиста сдает перед лицом бескорыстия и убежденного гуманизма его противника — советского ученого Качинского. И не случайно неудача постигает Штирнера уже после того, как ему удается в конце концов заманить Качинского в ловушку. Таким образом, герой произведения терпит не военное или техническое, а главным образом моральное поражение.

Характерно, что в действиях Штирнера нет и следа каких-либо стремлений к справедливому переустройству общества. Подобно Гарину из романа А. Н. Толстого, он являет пример самого откровенного авантюризма.

Если во «Властелине мира» Беляев прежде всего подчеркивал моральную несостоятельность претензий того или иного, пусть выдающегося, ученого на роль полновластного вершителя человеческих судеб, то в следующем за «Властелином мира» романе — «Продавец воздуха» — писатель уже иначе подходит к решению той же задачи. Здесь талантливый ученый-физик Энгельбрект прямо показан игрушкой в руках крупных монополий, которые выступают в роли претендентов на мировое господство. В отличие от Штирнера, сам Энгельбрект якобы не участвует в борьбе. «В финансовые затеи я не вмешиваюсь», — формулирует он свое кредо представителя «чистой науки». Однако читателю ясно, что Энгельбрект, хотя и невольно, играет первостепенную роль в гигантской авантюре своего хозяина — Бэйли.

Военному краху Бэйли, пытавшегося путем «консервации» воздуха поставить человечество перед угрозой удушения и тем самым подавить революционное движение и поработить все население земли, сопутствует моральный крах научного руководителя и главного инженера «фабрики воздуха» — Энгельбректа.

В «Продавце воздуха», как и во «Властелине мира», обладатели могущественной техники не помышляют о какой-либо созидательной работе. Их деятельность направлена на достижение корыстных эгоистических целей и не приносит людям ничего, кроме несчастий и страданий. Единственной силой, способной обуздать этих «наполеонов от науки», является советская страна. Но, в отличие от «Властелина мира», в «Продавце воздуха» наряду с возможностью перевоспитания заблуждающегося Энгельбректа утверждается необходимость беспощадной борьбы с теми, кто использует во зло человечеству великие открытия науки.

Развенчивая мнимую прогрессивность теории «технократии», Беляев ставит постоянно волновавший его вопрос о судьбе ученого в капиталистическом обществе, о пределах возможности свободного гуманистического научного творчества в условиях буржуазного мира.

На разных этапах литературной деятельности писатель неизменно возвращался к этой проблеме, рассматривая ее под различными углами зрения. В маленьких сатирических новеллах тридцатых годов «Невидимый свет» и «Анатомический жених» он выступал против бесчеловечного экспериментаторства на людях.

Сам по себе опыт Крукса («Невидимый свет») не может вызвать возражения, так как объективно врач сделал благое дело — возвратил слепому зрение. Но, восхищаясь умением врача, гордясь большими возможностями медицины, писатель осуждал позицию своего героя, который видел в пациенте лишь объект интересного эксперимента.

Во всех произведениях Беляева окончательная оценка героя зависит от выяснения целей его исследовательской работы, что свидетельствует о последовательности гуманистических взглядов писателя. Но хотя самому автору претили иные поступки его действующих лиц, он беспристрастно отмечал широкую научную эрудицию и большую одаренность даже у отрицательных персонажей.

В отношении к научной работе героев произведения Беляев находил яркие черточки, существенно дополнявшие их художественные образы. Достаточно сравнить в этом плане двух ученых из романа «Голова профессора Доуэля» — Доуэля и Керна. Гуманист Доуэль, видевший смысл жизни в расширении возможностей и совершенствовании методов медицины, отдает должное хирургическому мастерству Керна, несмотря на то, что сам Доуэль явился жертвой его мастерства. Первый эксперимент по сохранению жизни в человеческой голове, отделенной от туловища, Керн произвел над своим учителем Доуэлем. И тем не менее: «…он талантливый хирург, — думал Доуэль, — и, пожалуй, самый способный из всех ассистентов, которые были у меня. Если не сделает этого он, который пользовался моими советами до настоящего дня, то не сделает никто».

И, наоборот, Керн, успех которого полностью зависит от научного руководства Доуэля его работой, со скрежетом зубовным признает превосходство своего учителя:

«Возмутительно! — думал Керн . — Эта шипящая, как проколотая шина, голова продолжает учить меня и издеваться над моими ошибками, и я принужден, точно школьник, выслушивать ее поучения… Поворот крана, и дух вылетит из этой гнилой тыквы…»

Так непосредственно в самом научно-фантастическом материале Беляев черпал средства для психологической характеристики героев. Это позволяло ему создавать достаточно глубокие, вполне индивидуализированные образы без риска ослабить напряжение приключенческой фабулы.

Тематическая близость ряда произведений Беляева позволяет рассматривать их как отдельные части большого цикла, посвященного раскрытию трагической судьбы человека науки в буржуазном обществе. Писатель как бы прослеживает пути, ведущие от первых, казалось бы незначительных, уступок в вопросах научной этики до катастрофических по своим последствиям злоупотреблений научными и техническими новшествами.

От Доуэля, который, видя преступность Керна, все же помогает ему, надеясь увидеть осуществление своих замыслов, — к Круксу с его полным равнодушием в отношении пациента, и далее к Энгельбректу, трусливо отгоняющему мысль о своем пособничестве авантюре Бэйли, вплоть до оголтелого индивидуализма Керна и Штирнера.

Причину моральной неустойчивости одних героев и злоключений-других писатель видит в социальных условиях, в которых живут и творят персонажи его произведений. Одни, как например, Штирнер или Керн, не могут побороть соблазна использовать свой талант для быстрого восхождения по общественной лестнице; другие, как Доуэль и Энгельбрект, вынуждены служить интересам предприимчивых авантюристов, во власти которых они оказались; третьи, устоявшие перед всеми искушениями, укрытые от посторонних глаз стенами своих лабораторий, терпят поражение при попытках реализовать свои открытия.