Михаил Леонтьев - Крепость Россия: Прощание с либерализмом

Когда дача денег в долг◦— отдельный вид деятельности, ее можно перекрыть. И придумать, как исламский мир придумал, институт долевого участия банков в финансировании на исключительно долевой основе◦— то, что в мире западном называется инвестиционно-банковское финансирование. Но при наличии развитого промышленного (в широком смысле) оборота сам собой возникает столь же развитый финансовый оборот, многогранный и совершенно не сводимый к чисто ростовщическим вещам. И его невозможно перекрыть. Его не надо разрешать или запрещать. Если вы запретите, это будет по-другому называться.

Я солидарен с тем, что говорил Анатолий Иванович Уткин. Ведь валютные рынки возникли не как спекулятивные рынки, а как инструмент для экспортеров и импортеров. (Другое дело, что сейчас есть люди типа Сороса, которые только на них и работают.) Валютный рынок возник как инструмент обслуживания сугубо промышленного. Потом он становится самодовлеющим, но это деталь современной экономики, которую я не представляю, как можно убрать. Думаю, что нельзя.

А по поводу статьи Хазина, я вспоминаю один из клубов, где выступал Виталий Третьяков. Он сказал: «Что вы, собственно, ищете, каким может быть русский проект? Это всем давно известно◦— конечно, коммунистическим. С ним мы добились максимальных успехов, максимальной эффективности. Максимальной притягательности для остальных и т.д.» Это так, но мы хорошо с вами знаем одно из его практических воплощений. Может быть, не единственно возможное, но зато очень хорошо знакомое нам изнутри. Сейчас прошли страсти, ушли годы, и мы четко видим как его силу, так и слабость. И совершенно понятно, что главная слабость «красного» проекта заключается не столько в том, что не хватает колбасы. Наверное, можно было бы навалиться и сделать, чтобы была колбаса. Главная слабость его◦— в мотивационных проблемах. Вот то поле, на котором западный мир, «западный» проект переиграл «красный» вчистую. Там проблема мотивации для отдельного человека не решается как-то специально, потому что она решена абсолютно на автоматическом уровне. Там социальным инженерам вообще не надо задумываться. Система работает в абсолютно автоматическом режиме. Хорошо или плохо, но совершенно понятным для всех образом. А у нас она ближе к концу не работала вообще. Она работает хорошо в одном-единственном случае, когда есть сильный внешний враг или образ сильного внешнего врага и когда соответственно тип экономики, уклад жизни является мобилизационным, адекватным жизни в осажденной крепости. Это совсем неплохо, но тогда исчезает вся нужда в «красном» проекте. Когда объявляется осажденная крепость, у вас с мотивацией становится нормально и в белой крепости, и в зеленой. Мотивационное решение через психологию осажденной крепости не является спецификой «красного» проекта, а является спецификой внешнеполитического положения.

Я не представляю себе, каким образом можно, даже сугубо логически, даже еще не в практической плоскости «красного» проекта решить мотивационную проблему для широких масс. Мотивационная проблема для членов политбюро не вызывает проблем никаких, а вот для рядового работника, того, который за бонус работает в корпорации «Сони»,◦— как его мотивационные проблемы будут решаться в рамках «красного» проекта? Если тоже за бонусы, это возможный вариант, тогда всё быстро вырождается. Тогда начинается второсортное издание «западного» проекта, каковым и был «развитой социализм». И поэтому он идеологически проиграл.

Алексеев:Что такое «красный» проект? Я формулу выведу. «Красный» проект◦— это осажденная крепость плюс светлое будущее.

Уткин:Хазин имеет в виду другое. Это видно, когда он сравнивает его в контексте с исламским вариантом. Он понимает, что строит в большой степени проект, который мы привыкли называть раньше социалистическим. А осажденная крепость и светлое будущее◦— вещи действительно нормальные. Но я могу привести много примеров из истории, когда для них совершенно не обязательным был социалистический строй. Более того, сейчас мы имеем страну за океаном, где все ровно на этом построено: осажденная крепость и светлое будущее. И еще◦— эмиссия, которая несет светлое завтра всему миру.

Леонтьев:Я бы хотел уточнить. Насколько я понимаю, то, о чем говорил Хазин, это крайняя форма ссудно-процентного капитала, чисто процентная эмиссия.

В чем, собственно, суть, на мой взгляд? Есть огромный объем необеспеченной денежной массы, через которую финансируются и долг, и все остальное. Есть дикая диспропорция, которая, безусловно, должна сдуться, лопнуть. Вопрос в том, что по его схеме это сбывается так, что вся система финансового капитализма как бы оказывается в состоянии глубокого кризиса либо вообще самоликвидируется. И есть другой момент, когда она сдувается, вызывает колоссальные потрясения для каких-то стран, конфигураций, интересов, но при этом восстанавливается на подобной основе. Есть ли в данном случае опасность или шанс того, что эта система просто лопнет, как в свое время лопнул тот же советский «красный» проект, не оставив за собой ничего кроме ошметок в виде Кубы и Кореи? Либо она еще потянет, причем появится совершенно новая ситуация◦— и геополитическая, и военная?

Уткин:20, 30, 50 лет назад символом инвестиционного могущества, скажем, Британии был банк. Центральный банк. Смысл символа был в том, что эти деньги никогда не пропадут. Но за последние 15–20 лет символом инвестиционного могущества стали вовсе не банки, а инвестиционные фонды. Они ворочают триллионами, и этот капитал не требует разрешения британского правительства◦— инвестировать на Асуанскую плотину или на еще что-то. Капитал ответственен только перед советом директоров и своими вкладчиками. И именно он инвестирует туда, где максимальная прибыль. Поэтому разница между нынешним периодом и тем, что был 30 лет назад, как раз в том, что сейчас инвестиционные фонды делают эти самые триллионы. А кто терпит от этого? Индонезия, Малайзия, Таиланд, Аргентина.

Хазин сделал комплимент Рузвельту, но ведь на протяжении всех 30-х годов ему ничего не удалось.

То есть он насоздавал общественные организации. У нас бы неплохо это сделать сейчас. 12 миллионов безработных было в США, 144 миллиона населения. Но только война удвоила ВНП США. Короче говоря, я хочу процитировать Б. Клинтона: «Что они там безумствуют, эти русские, что, они не знают о доктрине Рузвельта?» 12 миллионов безработных… Конечно, в стране без дорог нужно делать дороги. В этом плане это очень к месту сказано. Но если говорить об исторической истине, то лишь могучая машина войны удвоила американскую экономику, а не мероприятия Рузвельта, он не преуспел в этом.