Александр Севастьянов - Битва цивилизаций: секрет победы

Благоприятнейшие для просвещения времена привели китайское книгопечатание к небывалому расцвету. Как мы помним, именно в эпоху Мин опытный печатник уже изготавливал в день до 1500 двухстраничных листов, и к XVI в. полностью сложился классический вид китайской печатной книги.

Вместе с тем, как это бывает в истории, в ту же эпоху величайшего процветания и культурного подъема в китайском обществе наметились признаки стагнации и надлома. Система производства интеллигенции впала в затяжной кризис, о причинах которого я здесь не сужу (возможно, к ним относится т. н. «кризис перепроизводства интеллигенции» — опасное явление, не раз отмеченное в истории).

Проявления кризиса были таковы. Излишняя мелочная регламентация засушила и формализовала живой процесс познания и совершенствования. От экзаменующихся больше не требовалось знания важнейших наук (арифметики, истории, географии) и т. д., экзамены требовали лишь пустой зубрежки. Появилась поговорка: «Чтобы выдержать экзамен, нужно обладать резвостью скакуна, упрямством осла, неразборчивостью вши, выносливостью верблюда».

Видный публицист Ванг Шу Ен (1472–1528) писал о недоверии, которое стала вызывать традиционная школа, лишившаяся творческого начала: «Учителя наших детей не делают ничего иного, как учат повторять громким голосом фразы и письменно воспроизводить учебник. Они… выказывают свою неспособность вести детей по пути добродетели… Сами же дети смотрят на школу как тюрьму, куда отказываются войти. Они видят в своих учителях злодеев и врагов и не желают с ними встречаться».

Последовавшее за сим завоевание Китая манчьжурами окончательно ввергло китайское общество в застой, продлившийся вплоть до начала ХХ века. Вопросами национальной модернизации в отсутствие национальной элиты некому стало озаботиться. (В противоположность Японии, закалившей свой национальный характер в ходе трехсотлетней самоизоляции и с честью вышедшей потом на путь модернизации под водительством своих природных лидеров.) Это коснулось и системы образования, так и не дождавшейся чаемых перемен. Страна все больше погружалась в ложную самодостаточность, отказываясь адаптировать достижения мировой мысли.

Как мы помним, этому периоду соответствует застой и в книжном деле Китая.

Зависимость книгоделания от состояния системы образования, таким образом, на примере Китая вполне очевидна. Стагнация второй привела к стагнации первого.

В отличие от Китая, в арабском мире все начальное образование было подчинено религиозным задачам. Главный предмет был — изучение арабской грамоты ради того, чтобы читать и учить Коран. А дабы ученик мог не только читать, но и писать, проводились диктанты. Ни в городах, ни в селениях не было школ, кроме частных религиозных (китаб), которые до XII в. даже не имели особых помещений; занятия проходили в мечетях, реже — в доме или лавке. При этом местные духовные и светские власти держали под строгим контролем все содержание обучения на предмет соблюдения канонов ислама.

Обучение было платным, но о плате (как правило, невысокой) учитель договаривался непосредственно с родителями ученика. Это свидетельствует, с одной стороны, о понимании населением необходимости образования, а с другой — о том, что халифат (в отличие от имперского Китая) не воспринимал эту задачу как свой долг и пустил дело просвещения на самотек, отдав обществу всю инициативу в данном вопросе.

Научившись читать и писать, юноша (а в некоторых странах и девушка) мог претендовать на второй (высший) уровень образования в просветительских кружках — фикхах и каламах. Но и тут занятия обычно проходили в мечетях и были платными. Учитель сидел на застланном коврами полу в центре, а по кругу рассаживались ученики. Таких кругов в огромных мечетях столичных городов могло одновременно рассаживаться несколько десятков.

Второй уровень образования подразумевал постижение, кроме богословских дисциплин (изучение преданий о жизни пророка Мухаммеда, мусульманское право, арабская филология, риторика и собственно богословие), также и светских наук. Таковыми считались: этикет, каллиграфия, логика, математика, астрономия, медицина и другие естественные науки. Основным авторитетом в этой области наук для мусульман служил Аристотель, чьими идеями пронизывалось все обучение.

Особо стоит отметить мусульманскую Испанию, где в Х веке народное просвещение было поставлено на широкую ногу при Абдурахмане III (912–961) и Галеме II (961–976). В одной лишь Кордове насчитывалось около 80 учебных заведений, в том числе несколько высших школ, но школы и библиотеки открывались также и по всей стране. Причем ученики многих китабов получали одежду и еду, а занятия изящной словесностью дозволялось посещать и женщинам. Высшие школы, помимо Кордовы, славились в Толедо, Саламанке, Севилье.

Учебный процесс состоял по большей части в том, что ученик читал заранее подготовленный преподавателем текст, а тот комментировал его по ходу чтения или читал лекцию, тематически связанную с прочитанным. Прочие студенты конспектировали то и другое.

Такой метод преподавания требовал большого расхода бумаги для записей и конспектов (с бумагой в арабском мире уже с IX века проблем не было), но зато позволял обходиться малым количеством источников (книг), поскольку одному чтецу внимали многие слушатели одновременно. Как мы помним, каллиграфия была развита в мире ислама необычайно, а потому для средневековой системы образования книг, в общем-то, хватало.

Что касается университетов на Востоке, то правильнее было бы говорить о высших школах и заведениях университетского типа, которыми становились отдельные, наиболее выдающиеся медресе (по-арабски: «место, где изучают»), а также так называемые «дома мудрости». Эти дома, первый из которых появился в Багдаде при халифе Мамуне (786–833), предназначались для встреч и дискуссий наиболее выдающихся местных интеллектуалов. Сюда приходили обменяться мнениями известные ученые, здесь накапливались богатые собрания рукописей, вырастали целые библиотеки, действовали лекционные залы.

Багдадский Дом Мудрости сравнивали с платоновской Академией, сюда были собраны выдающиеся ученые со всего халифата, в том числе из Средней Азии и Ирана. При Доме Мудрости существовала библиотека «Хизанат ал-Хикма». Помимо философских и богословских задач, перед учеными ставилась задача перевода на арабский язык индийских и древнегреческих трудов по астрономии, математике, медицине, алхимии, философии и т. д. Глава переводчиков Дома Мудрости Хунайн-ибн-Исхак ал-Ибади, владевший четырьмя языками, перевел на арабский на только Платона и Аристотеля, но и труды знаменитых основоположников греческой медицины.