Александр Севастьянов - Диктатура интеллигенции против утопии среднего класса

Выступление г-на Петровского вызвало пару откликов в СМИ (к.ф.н. А. Яковлева. Чего ни хватишься, ничего нет. Интеллигенция — миф или реальность? — «ЛГ» 2–8 ноября 2005 г. № 45–46 (6046); В. Чернышева. Вопросы интеллигентоведения. Об ускользающей сути одного понятия. — «НГ» 01.11.05). Их анализ говорит об одном: люмпенизация, увы, затронула не только персонально г-на Петровского, но уже и широкие круги интеллигенции, которая вновь предпочитает досужие пересуды — профессиональному разговору на серьёзную тему. Уж если Ленину приписывают оценку интеллигенции как «мозга нации» (на деле ленинская оценка прямо противоположна), это и впрямь подтверждает тезис первого из дискутантов: «Всё издано. И ничего не освоено». Кстати, именно этот дискутант Ленина и переврал, что весьма показательно. Второй дискутант Ленина цитирует верно («не мозг, а говно»), но далее сего компетенцией не блещет и проблему не проясняет, а ещё более запутывает.

Складывается грустное впечатление, что кризис идентичности охватывает, как чума, наше общество в целом, а славное место целенаправленно разрушаемой русской интеллигенции норовит занять какая-то полурусская, или недорусская, или вовсе нерусская люмпен-интеллигенция. Это горько. Однако хочется надеяться, что печальный опыт академика не будет, всё же, экстраполирован на всю интеллигенцию в целом и не побудит её к столь самоистребительной рефлексии.

Как писал когда-то Андрей Вознесенский: «Есть русская интеллигенция. Вы думали — нет? Есть!»

ЧРЕЗВЫЧАЙНАЯ важность темы интеллигенции для сегодняшней науки и политики — очевидна. Во всем мире и в нашей стране буквально на глазах меняется структура общества за счет бурного роста числа лиц умственного труда. Так, в СССР в 1926 г. таких работников насчитывалось менее 3 миллионов, в 1939 г. их было уже около 13 миллионов, а в настоящее время — 42 миллиона. Каждый четвертый работник в нашей стране связан сегодня в основном с умственным трудом [14] Население СССР. — М., 1983. С. 148; СССР в цифрах в 1985 году. — М, 1986. С. 13. Собственно в РСФСР процент лиц умственного труда среди работающих был еще выше: 30 %. . Соответственно растет и удельный вес интеллигенции в нашем обществе: это не только вторая по численности, но и наиболее быстро растущая социальная группа в СССР [15] Руткевич Н. М. Становление социальной однородности. — М., 1982. С. 69. . Аналогичная картина наблюдается и за рубежом. Как отмечает исследователь, "интеллигенция в современном мире представляет собой огромную силу. Ее удельный вес в составе самодеятельного населения и значение в развитии материального и духовного производства прогрессирующе возрастает" [16] Шикин Ю. М. Современные буржуазные концепции интеллигенции. (Критический анализ). — Дис.к.ф.н. — Л., 1975. С. 157. . Превращение науки в непосредственную производительную силу усиливает это значение.

Выработка правильной политики по отношению к этой группе, значительно недооценивавшейся в период застоя, — государственная задача первостепенной важности. Вполне понятно, что ее невозможно выполнить, не изучив предварительно саму интеллигенцию. Как же обстоит дело с интеллигентоведением за последние сто лет?

В РОССИИ интеллигенция как статистически значимое социальное образование сформировалась ко 2-й половине XVIII века. Однако прошло около ста лет, прежде чем начался процесс активного осмысления ею своего места, роли, назначения в обществе.

С 1860–70-х гг., с легкой руки П.Д. Боборыкина и П.Л. Лаврова русские мыслители стали посвящать этому предмету свои досуги. Если вначале работ по теме интеллигенции было мало [17] В числе немногих работ этого периода, можно указать такие: Денисенко Ф. Роль интеллигенции. — Одесса, 1884; Каблиц Л.И. (Юзов И.) Интеллигенция и народ в общественной жизни России. — Спб., 1886; Интеллигенция, народ, буржуазия. — Дело, 1881, № 12. С. 1–16. , то с 1890-х гг., по мере обострения общественно-политической ситуации в России, а следовательно, роста общественного самосознания, ручеек литературы, посвященной интеллигенции, становится все шире [18] Воронцов В.П. Очерки современных направлений. Производительные классы и интеллигенция в России. — Новое слово, 1896; № 6; Либералы и консерваторы о задачах интеллигенции. — Книжка недели, 1896, № 8; Мандельштам М.Л. Интеллигенция как категория капиталистического строя. — Казань, 1890; Оболенский Л. Представляет ли собой интеллигенция общественный класс. — Новое слово, 1896, № 7; Филиппов М.М. Теория критически мыслящей личности. — Научное обозрение, 1900, № 4. , а в годы, ознаменованные революциями, превращается в бурный поток [19]. Это и неудивительно: перед лицом надвигающейся революционной бури, каждый новый "шквал" который был страшнее и разрушительней для дворянско-буржуазной культуры, чем предыдущий, подводились итоги двухвекового прошлого русской интеллигенции как социальной группы, ибо весьма насущным стал прогноз ее будущего.

В целом среди замечательной своей нестройностью разноголосицы тех лет (1860-е — 1920) можно выделить четыре направления в трактовке интеллигенции: народническо-эсеровское, кадетско-"веховское", анархистское и марксистское. Оставляя в стороне позицию В.И. Ленина по этому вопросу, хотя и необычайно существенную, но уже освещавшуюся в советской литературе [20], коснемся основных особенностей и недостатков интеллигентоведения этого периода.

Главным недостатком представляется разительное несоответствие между количеством чисто теоретических, "спекулятивных" работ и работ исторических. В самом деле, историей интеллигенции всерьез, глубоко и широко, никто даже не пытался заниматься, хотя все спешили высказаться по ее поводу. Самые широковещательные и далеко идущие построения, концепции и даже лозунги опирались практически у всех писавших на наивное, до смешного поверхностное знание истории предмета. Под "историей интеллигенции" подразумевалась, в то время, как правило, "история общественной мысли". Таков был подход П.Л. Лаврова (например, его реферат "Последовательные поколения", прочитанный в Париже в 1891 г. и позднее изданный в Женеве) [21], Г.В. Плеханова ("История русской общественной мысли"), Р.В. Иванова-Разумника ("История русской общественной мысли"). Во многом аналогичную позицию занял Д.Н. Овсяннико-Куликовский, давший в своей многотомной "Истории русской интеллигенции" — историю… литературных героев, т. е. ту же историю общественной мысли в ее специфическом, литературном, преломлении. "Очерки из истории русской интеллигенции" П.Н. Милюкова, привлекающие обещанием историзма, практически посвящены политическим событиям (очерк "Верховники и шляхетство") или отдельным деятелям русского общественного движения, причем с уклоном в биографизм интимно-лирического свойства (очерки о том, "как любили" Герцен, Белинский). Любопытно, что, несмотря на существование уже обширной к тому времени литературы по истории культуры и просвещения [22], она практически не использовалась в общего характера статьях, брошюрах, книгах, посвященных интеллигенции. В то время, как добросовестные историки, разработавшие те или иные узкие темы истории русской культуры, не делали попыток обобщить свои знания в русле интеллигентоведения.