Леонид Млечин - Степан Бандера и судьба Украины

— Все в руках Бога, — убежденно говорил митрополит, — и все окончится, вне сомнения, очень хорошо.

Андрей Шептицкий исходил из того, что советская власть отказалась от прежнего враждебного отношения к религии, духовенству и верующим. Отметил, что восстанавливаются духовные семинарии, богословская академия во Львове. Военные приветствуют на улицах священников. Это ли не доказательство уважения советской власти к религии?

Во время войны Сталину пришлось умерить гонения на религию и церковь. Казенные лозунги не работали. За колхозы красноармейцы сражаться не хотели. В отчаянии вождь обратился за помощью к тем, кого старательно гнобил, в том числе к церкви и священникам, чтобы они благословили красноармейцев на смертельный бой.

Кроме того, союзные отношения с Соединенными Штатами и Англией требовали внешней терпимости к церкви. Все антирелигиозные газеты и журналы закрылись. На нескольких языках отпечатали книгу «Правда о религии в России» — для внешнеполитической пропаганды. И, наконец, на советских чиновников, несомненно, давило то, что немцы на оккупационных территориях открывали храмы и разрешали богослужения.

«Сталиным руководила необходимость взять под контроль церковную жизнь на освобождаемых территориях Советского Союза, — писал диакон Андрей Кураев (см. «Труд-7», 26 июня 2003 г.), — в оккупированных немцами областях люди сами открывали храмы, и оккупанты им в этом не препятствовали. Скажем, в Псковской области до прихода немцев имелось три храма, а к возвращению советских войск их было двести, зато в Тамбовской области, где советская власть стояла неизменно, так и оставалось три храма. Сталин не организовывал церковного возрождения, он его сдерживал».

В военные годы не только митрополит Шептицкий, но и многие с облегчением думали, что антицерковная политика советской власти осталась в прошлом. Ошиблись. В реальности аресты священников продолжались.

14 сентября 1943 года Сталин подписал постановление о создании при Совнаркоме Совета по делам Русской православной церкви. Вся советская жизнь была строго регламентирована. Как же обойтись без ведомства, отвечающего за церковь?

5 февраля 1944 года Совет разослал уполномоченным на местах грозную инструкцию с требованием неуклонно соблюдать все запретительные меры (см. «Вопросы истории», № 9/2008). Да дополнительных инструкций и не требовалось. И без них партийно-советский аппарат воли священникам не давал, посещение церкви трактовал как криминал и спешил покончить с любыми послаблениями.

Антицерковное рвение власти было таким, что через полгода, 5 октября, председатель Совета, он же комиссар госбезопасности Георгий Григорьевич Карпов просил заместителя главы правительства Вячеслава Михайловича Молотова дать указание «удержаться от закрытия приходских церквей, даже если они были открыты во время временной оккупации». Карпов обижался, что другие ведомства лезут в его дела. Но местное начальство предупреждало верующих:

— Кончится война, кончатся и церкви…

Но Шептицкий желал продемонстрировать свою лояльность. Когда с ним завели разговор о необходимости повлиять на молодежь, бежавшую в лес и вступившую в Украинскую повстанческую армию*, митрополит ответил, что он сам два года ведет борьбу с УПА* и резко осуждает ее в своих посланиях.

Шептицкий подчеркнул:

— Мы желаем хороших отношений с Советской властью. Всякая власть от Бога. Необходимо стремиться к взаимопониманию с правительством.

Во Львов приехал уполномоченный по делам религиозных культов при Совнаркоме Украины Даниленко. Он побеседовал с Шептицким о правовом положении униатской церкви и священнослужителей. Перед встречей митрополит провел «чрезвычайный собор руководства», на котором еще раз призвал духовенство изменить отношение к советской власти, быть лояльным и помогать ей.

Близкий к митрополиту священник Иван Онуфриевич Котив (чекисты в документах именовали его «порученцем и советником Шептицкого») подчеркнул:

— Шептицкий очень доволен беседой с Даниленко.

«Уполномоченный Совета по делам религиозных культов Даниленко» был на самом деле профессиональным чекистом и носил другое имя — Сергей Тарасович Карин. Подполковник Карин служил заместителем начальника 4-го управления НКГБ УССР.

Он родился в крестьянской семье в селе Высокие Бай-раки Александрийского уезда Елисаветградской губернии. Учился в коммерческом реальном училище в Елисаветграде. В 1919 вступил в Красную армию. В 1921 году его взяли в ЧК. Служил в секретном отделе секретно-оперативной части, занимался религиозниками. Отец и мать умерли во время голода в 1933 году.

В период массового террора, 27 августа 1937 года, Сергей Карин сам был арестован. Но ему повезло. Провел за решеткой всего два года. Когда хозяином Лубянки сделали Берию, некоторые дела пересматривались, чтобы обвинить его предшественника Ежова в «преступном уничтожении кадров». 22 октября 1939 года Карина освободили. А когда началась война, в июле сорок первого, вернули в кадры госбезопасности.

После освобождения западных областей именно ему нарком госбезопасности Украины Сергей Савченко поручил осуществить грандиозную оперативную комбинацию, которая должна была привести к развалу униатской церкви и переходу униатов в православие.

Смерть митрополита Андрея Шептицкого 1 ноября 1944 года открыла возможность для новых комбинаций. Главой церкви стал архиепископ Львовский Иосиф Слипый.

Ввиду особой важности задания разработкой доктора теологии Слипого занимался лично начальник Львовского управления госбезопасности Александр Иванович Воронин.

Он начинал упаковщиком, смазчиком ножей и учеником на фабрике стальных изделий. Окончил Владимирскую губернскую совпартшколу. Работал секретарем комсомольской ячейки на станции Волосатая Московско-Курской железной дороги, секретарем парткома прессово-кузнечного цеха Горьковского автозавода. В январе 1937 года молодого партработника Воронина отправили на курсы при Центральной школе НКВД. Перед войной утвердили начальником управления в Сталинградской области. 9 октября 1944 года в звании комиссара госбезопасности 3-го ранга перевели во Львов.

Война еще продолжалась, ситуация на Украине была сложной, сила униатской церкви представлялась значительной, поэтому чекисты держались осторожно. 27 января 1945 года Воронин строго предупредил начальников райотделов:

«Без санкции управления духовенство не арестовывать. В случае наличия материалов, достаточных для ареста священника униатской церкви, высылайте дело с меморандумом в УНКГБ для получения указания или санкции на арест».