Патрик Робинсон - Уцелевший

Мы наблюдали, как афганцы удаляются все еще бегом, все еще с руками за спиной, и постепенно исчезают из поля нашего зрения. И тяжелое чувство, что мы сделали что-то ужасное из-за того, что отпустили их, навалилось на всех в группе. Я это видел. Никто не мог вымолвить ни слова. Мы были похожи на четырех зомби, которые никак не могли решить, вернуться на прежние места или сразу же уйти отсюда.

«Теперь что?» – спросил Дэнни.

Майки начал собирать снаряжение. «Выдвигаемся в пять», – сказал он.

Мы разложили вещи по рюкзакам и в полуденном солнце все еще смотрели, как далеко наверху, на горизонте, пастухи, наконец, исчезли среди камней. По моим подсчетам, прошло ровно девятнадцать минут после их ухода, и мрачное настроение окутало всех нас.

Мы двинулись вверх по склону, следуя за отпечатками козьих копыт и ног их хозяев. Мы двигались настолько быстро, насколько могли, но у нас заняло от сорока минут до часа, чтобы преодолеть то же самое расстояние по крутому склону. Наверху мы уже никого не увидели. Горные козы, горные пастухи. Они все были до ужаса похожи и могли пулями взлетать вверх по перевалам.

Мы обыскали все в поисках следа, по которому пришли сюда, и когда нашли его, то двинулись обратно, к первоначальной точке, которую мы покинули из-за плохого угла обзора на деревню, а потом – из-за густого тумана. Мы еще раз включили радио, но все еще не могли установить связь с базой.

Наш план атаки развалился на куски. Но мы направлялись на, вероятно, лучшую защитную позицию, которую нашли с тех пор, как прилетели сюда: она находилась на краю отвесной скалы, где-то в сорока метрах от вершины – там было отличное прикрытие деревьев, и можно было неплохо замаскироваться. Сейчас мы чувствовали, что должны оставаться строго в оборонной позиции, притаиться на какое-то время и надеяться, что талибов не предупредили о нашем появлении, а если и предупредили, то мы будем слишком хорошо укрыты, чтобы они смогли нас обнаружить. У нас было много практики в поиске укрытий и маскировке.

Наш отряд продолжал двигаться сбоку от вершины, и я должен сказать, что это место выглядело по-другому в ярком свете дня. Но все его достоинства остались неизменными. Даже с вершины откоса нас было практически невозможно заметить.

Мы спустились к уступу и заняли наши старые позиции. По сути, мы продолжали выполнять свое задание, но при этом были начеку из-за талибов. Подо мной, может быть, метрах в тридцати справа и вверх по склону Дэнни пробрался к своему дереву, скрестил ноги и опять стал выглядеть как заклинатель змей. Я снова протиснулся в ветки старой шелковицы, где поправил свой камуфлирующий крем и слился с ландшафтом.

Слева снизу от меня, на том же расстоянии, что и Дэнни, сидел Акс с нашим самым мощным автоматом в руках. Майки притаился прямо подо мной, метрах в десяти, под укрытием большого валуна. Над нами гора была почти вертикальной, потом на несколько метров шел пологий уступ, а затем склон резко устремлялся вверх, до самой вершины. Я пытался взглянуть с него на наше прикрытие так же, как и Мерф. Мы пришли к выводу, что через небольшой внешний край, защищавший нас, ничего нельзя было разглядеть.

Пока что мы были в безопасности. Акс оглядывал местность в бинокль минут двадцать, потом была моя очередь, еще на двадцать минут. В деревне все оставалось спокойно. Прошло уже более полутора часов с того момента, как мы отпустили пастухов. В округе все оставалось тихо и неподвижно, мимо нас едва проносился легкий ветерок. И, Боже, как же было жарко.

Майки был ближе всего ко мне, и внезапно он шепнул:

– Парни, у меня есть идея.

– Какая, сэр? – спросил я, почему-то в формальной форме, будто бы наша ситуация требовала определенного уважения к человеку, который должен принимать на себя командование.

– Я спущусь вниз, в деревню, и посмотрю, смогу ли позаимствовать там телефон!

– Прекрасно, – сказал Акс. – Может, ты еще и бутербродик для меня прихватишь?

– Конечно, – сказал Майки. – С чем тебе? С навозом мула или с козлиным копытом?

– Главное, чтобы с майонезом, – рыкнул Акс.

Я знаю, шутки были так себе. Но застряв здесь, на этом афганском горном склоне, готовясь дать отпор атакующей армии, парни просто не могли позволить себе от души повеселиться.

Думаю, это как раз и было признаком нервного напряжения, все равно что шутить и смеяться, оказавшись на смертном одре. Но этот разговор позволил мне понять, что теперь парни чувствовали себя гораздо лучше, пусть облегчение еще было не окончательным, но настроение у всех было достаточно приподнятым, чтобы приняться за работу и отпустить пару-тройку едких замечаний. Теперь мы были больше похожи на прежних себя. В любом случае, я сказал, что собираюсь прикорнуть ненадолго, опустил камуфляжную шляпу на глаза и попытался немного поспать, несмотря на колотящееся в груди сердце, которое никак не могло успокоиться.

Прошло еще где-то десять минут. Внезапно я услышал, как Майки издает знакомый звук тревоги. Пссст! Пссст! Я поднял шляпу и инстинктивно глянул влево, туда, где Акс – я точно знал – прикрывает наш фланг. Он с каменным лицом сидел на месте в огневой позиции, его винтовка была нацелена наверх, в гору. Я повернулся, чтобы посмотреть назад, где Майки огромными глазами уставился на верх склона, знаками отдавая приказы, инструктируя Дэнни запросить немедленное подкрепление из штаба, если он сможет починить радио. Майки увидел, что я ничего не понял, тяжело взглянул на меня и указал прямо вверх, подавая мне сигнал сделать то же самое.

Я поставил свой «Mark 12» в огневую позицию, поднял голову на несколько сантиметров и посмотрел вверх. На вершине в одну линию были выстроены где-то от восьмидесяти до сотни вооруженных талибов, у каждого в руках я увидел «АК-47», направленный вниз. Некоторые несли гранаты с ракетными двигателями. Справа и слева они начали спускаться вниз по нашим флангам. Я знал, что они могли смотреть на меня, но увидеть не могли, как не могли заметить ни Акса, ни Дэнни. И я был не уверен, видели ли они Майки.

Сердце мое ушло в пятки. И я проклял этих сраных пастухов, а заодно и себя за то, что не убил их, хотя любой военный трактат из написанных за всю историю человечества советовал мне именно это. Не говоря уже о моих собственных инстинктах, которые твердили, что стоит согласиться с Аксом и казнить их. И пусть эти либералы катятся к черту на гужевой повозке и прихватят с собой все их чертовы ничего не значащие правила военного этикета, права человека и все остальное дерьмо, которое делает их счастливыми. Хотите осудить нас за убийство? Ну что ж, вперед. Но, по крайней мере, мы будем живы и сможем по-своему ответить на это. А то, что происходило теперь, было по-настоящему паршиво.