Патрик Робинсон - Уцелевший

Я спал всю ночь и проснулся от ярких лучей солнца, выглянувшего после дождя. Я посмотрел на часы и повернулся к Гулабу. Я уже должен быть в Монаги, ради всего святого, почему они не разбудили меня и мы не двинулись туда? Каким же он был проводником, если позволил мне все проспать?

Гулаб же был в приподнятом настроении. Мы уже довольно успешно могли общаться, и он смог мне все объяснить. Он знал, что это был первый раз, когда мне удалось поспать долго, и думал, что меня будет лучше оставить в покое. В любом случае, Гулаб сказал, что мы не могли выйти из деревни в такую погоду, потому что это было слишком опасно. Ночная прогулка до Монаги даже не обсуждалась.

Так или иначе, я очень плохо это воспринял. Я выбежал из дома, пораженный очередным разочарованием: вертолеты так и не прилетели, Сарава внезапно исчез на несколько часов, пока я был в пещере, деревенский старейшина ушел без меня. И теперь путешествие в Монаги провалилось. Боже! Мог ли я дальше верить тому, что говорят эти люди?

Я спал так долго, что решил поскорее исполнить долгий акт мочеиспускания. Я вышел на улицу в разгрузке, с очень грустным выражением лица, на минуту забыв, что своей жизнью я обязан жителям этой деревни. Винтовку я оставил дома. Очень медленно я спустился вниз по крутому холму, который сейчас был адски скользким из-за дождя.

В заключение жизненно необходимой операции по опорожнению мочевого пузыря я поднялся немного на склон и сел на высыхающую траву. Не пошел обратно я потому, что не хотел грубить Гулабу больше, чем уже нагрубил, а еще я просто хотел побыть один какое-то время и поразмыслить.

Я все еще считал, что лучшим выходом для меня будет в кратчайшие сроки добраться до ближайшей американской военной базы – а это была Монаги. Я уставился на нависающую надо мной гору, которую придется в таком случае преодолеть. Дождь и роса блестели в раннем утреннем солнце, гора казалась такой огромной, что, думаю, я заметно вздрогнул.

Подъем был ужасный, почти отвесный, и моя нога уже болела, но не из-за мыслей о нем, а из-за того, что я прошел всего сотню метров: раны от пуль обычно довольно долго затягиваются. Также, несмотря на все усилия Саравы, я чувствовал, что в ноге все еще полным-полно шрапнели, которая будет только ухудшать мое состояние во время перехода через горные пики.

В любом случае, я просто сидел на склоне горы, пытался очистить свои мысли и решить, могу ли я что-нибудь сделать или придется просто сидеть здесь и дожидаться следующей ночи, когда Гулаб со своими парнями сможет помочь мне добраться до Монаги. И все время я взвешивал вероятность того, что «Талибан» нагрянет в деревню и предпримет какую-нибудь мстительную атаку в отместку за вчерашнюю бомбардировку.

Сейчас я был живой движущейся целью, равно как и сигналом бедствия. Где-то в горах сидел могучий Шармак, а также его заместитель, Командор Абдулла, и большая, хорошо натренированная армия, и всем им, похоже, было нечего делать – только охотиться за мной. Если им удастся пробраться в деревню и окружить дом, в котором я остановился, мне повезет, если я смогу дать им отпор и избежать короткого путешествия в Пакистан для съемки в рекламе «Талибана» и казни.

Боже, этим парням больше ничего не надо – только схватить меня и провозгласить по арабским телевизионным каналам, что они победили одну из самых сильных команд SEAL. Не просто победили, а разгромили ее в битве, уничтожили спасательную команду, взорвали вертолет, казнили выживших и вот нашли последнего из команды.

Чем больше я об этом думал, тем более безвыходной казалась моя ситуация. Могли ли пастухи Сабрэя драться плечом к плечу и спасти меня? Или грубые убийцы «Аль-Каиды» и «Талибана» в конце концов добьются своего? Это было странно, но я все еще не мог понять всю силу закона локхай. Никто так до конца мне и не объяснил, как он действует. Я слышал о чем-то подобном ранее, но этот древний племенной закон все еще оставался для меня загадкой.

Я оглядывал холмы, но никого за пределами деревни не видел. Гулаб и его ребята всегда вели себя так, будто сама гора была скрытой опасностью, и раз уж он оказался плохим будильником, то хотя бы должен быть экспертом по бандитской стране, которая окружает его собственный Сабрэй.

С нарастающим внутри волнением я смотрел, как Гулаб несется ко мне. Он в прямом смысле слова поднял меня на ноги и толкнул вниз по тропе по направлению к нижним домам деревни. Он бежал, пытался заставить меня бежать с ним наравне, продолжал кричать и махать руками, снова и снова: «Талибан»! «Талибан» тут! В деревне! Беги, доктор Маркус, ради бога, беги!»

Он толкнул свое правое плечо под мою левую руку, чтобы взять на себя хоть немного моего веса, так что я наполовину хромал, наполовину бежал, наполовину падал вниз с холма. Конечно, по моим недавним стандартам, это был не бег, а прогулка по пляжу.

Я внезапно понял, что нам, может быть, придется сражаться, а ружье я оставил дома. У меня в разгрузке лежали патроны, но стрелять ими было не из чего. И теперь была моя очередь кричать: «Гулаб! Гулаб! Стой! Стой! У меня нет оружия!»

Он ответил что-то, наверное, на пушту это значит: «Что за сраным идиотом ты оказался?»

Но что бы ни заставило его так сильно испугаться, оно все еще находилось в деревне, и у него не было ни малейшего намерения останавливаться до тех пор, пока мы не найдем укрытие. Вдвоем мы ныряли и лавировали между нижними деревенскими домами до тех пор, пока не дошли до дома, который Гулаб, очевидно, искал. Он пнул дверь, захлопнул ее за собой и помог мне аккуратно опуститься на пол. Я не был вооружен и по сути ничего не мог сделать, ничем помочь, только сидеть и бояться того, что может произойти в следующий час.

Гулаб без единого слова открыл входную дверь и быстро убежал. Он пронесся мимо окна, словно ракета, взобрался по крутому наклону, вероятно, пытаясь поставить рекорд Гиндукуша на 100 метров. Бог знает, куда он убежал.

Через три минуты Гулаб снова распахнул дверь и влетел обратно в дом. Он нес мое ружье, а еще свой «AK-47». У меня осталось всего семьдесят пять патронов. Я думаю, что у него в сумке был какой-то запас. Гулаб хмуро отдал мне ружье «Mark 12» и просто сказал: «Талибан», доктор Маркус. Мы сражаться».

Он выглядел серьезным, таким я его никогда не видел. Он был не испуган, но очень сосредоточен. Наверху, на этой горе, когда Сарава впервые увидел меня, он и его друзья приняли решение, что мне, раненому американцу, необходимо предоставить локхай. Доктор отлично знал с первого момента, как приметил меня у этой несущейся горной реки, что ситуация может дойти до чего угодно. Даже если я не дойду до деревни.

Это решение с самого начала повлияло на всех в деревне. Я думаю, что большинство людей хорошо его восприняли, оно определенно было одобрено деревенским старейшиной. В деревне я видел несколько мрачных лиц, полных ненависти, но они были не в большинстве. И теперь служитель закона и порядка Мохаммад Гулаб готовился исполнить эту невысказанную клятву, которую его люди мне дали.