Владимир Легойда - Церковь, возвышающая голос

— Разве это плохо или неэффективно?

— Оказалось, что на практике так не бывает. Это может быть реализовано, если общество превратить в универсальный, герметичный и без перебоев работающий «Макдональдс». Универсализм оказывается порочным, так как исключает любые проявления особенностей национальных культур. Любое абстрагирование вынуждает отойти от конкретных реалий. И отходя от них — пытаясь рационально и абстрактно решить проблему прав человека, — мы неизбежно приходим к тому, что разрушаются изначальные идеи. Именно это самое главное.

Поясню, что имею в виду. На мой взгляд, если в понимании прав человека исходить из абстрактной концепции самого человека, это неизбежно приведет к ситуации, когда эти самые права человека не будут реализовываться на практике. Потому что всегда есть культурно-исторический контекст — в нем неизбежно кто-то защищен больше, кто-то меньше. В книге «Соединенные Штаты гнева» Гэвина Эслера описан случай, произошедший в Майами летом 1994 года. Женщина средних лет кричит офицеру полиции: «Что вы собираетесь с этим делать?» Это — не что иное, как крокодил восьми футов длиной, забравшийся в небольшой пруд возле дома, который семья женщины сняла на неделю для отдыха. Полицейский невозмутимо отвечает: «Арестовать вас , мэм, если вы причините ему какой-нибудь вред». Затем он подкрепляет свое решение статьей местного закона: «Крокодилы появились здесь раньше людей, поэтому имеют большие права».

В реальной жизни всегда будут возникать коллизии, когда права одной группы начинают конфликтовать с правами других групп. Узкорациональным способом здесь проблему не решить, нельзя создать матрицу, которая сгладит все возможные острые углы. Существует расхожая шутка, что в США самый социально защищенный человек — это многодетная чернокожая женщина-инвалид нетрадиционной сексуальной ориентации. С ней сделать нельзя вообще ничего, потому что она проходит по списку всех возможных меньшинств. И отсюда уже недалеко до перехода от прав человека к правам крокодилов.

— Какой взгляд на права человека предлагает Церковь в «Основах учения…»?

— Я бы выделил несколько моментов. Ключевой в дискурсе о правах человека является категория свободы. Та свобода личности и гражданина, о которой нам говорит современная концепция прав человека, — это свобода выбора. Что, безусловно, правильно, никто не может человека принуждать к политическим, религиозным или каким-то другим взглядам. Или ущемлять его свободу выбора из-за таких взглядов.

Но Церковь в своем документе говорит о том, что человек как образ Божий наделен на самом деле не одной, а двумя свободами. Кстати, уже одно это свидетельствует, что Церковь предлагает более глубокий и богатый взгляд на человека, чем существует сегодня. Итак, у человека две свободы, и первая из них — это свобода от зла. Если обратиться к библейской логике, то в сотворенном Богом мире зла нет. И, соответственно, человек свободен от греха. Но у него есть и вторая свобода — свобода выбора. И, реализуя свободу выбора, человек приходит к тому, что зло входит в его жизнь, — это и есть знаменитая история о грехопадении Адама и Евы. Так, следуя библейскому повествованию, в человеческом мире появляется зло и изменяет человеческую природу таким образом, что он теряет свободу от греха.

Это новое состояние в богословских терминах называется поврежденной природой — падшим состоянием. Состоянием, в котором мы с вами сегодня живем. А это значит, что свободный выбор человека не может быть ценностью сам по себе. Почему? Потому что человек может выбирать зло. И христианство говорит, что чаще всего человек его и выбирает. А Церковь напоминает: мы можем быть свободны от зла, если постараемся.

— Как видно, понимание свободы, предлагаемое Церковью и существующее в обществе, во многом разнятся. А есть здесь общие точки, где может быть диалог?

— Конечно. Нравственность. Один из самых важных моментов в «Основах учения…» как раз об этом: мы не можем реализовывать свободу выбора и, как следствие, права человека без оглядки на нравственную составляющую жизни. Не случайно в названии документа есть слово «достоинство». Там подчеркивается, что жизнь, подобающая достоинству, соотносится с подобием Божьим. Достоинство в христианской традиции имеет нравственный смысл. А обозначением этого достоинства в человеке является совесть. И с христианской точки зрения, человек в достоинстве — это человек, который помнит, что он образ Божий. А значит, создан, чтобы вести себя подобающим образом.

Любопытно, что «грех» в переводе с греческого «промах». Грешник — это тот, кто все время промахивается. В то время как наша задача по жизни, образно говоря, золотая олимпийская медаль. Значит, чтобы бить без промаха, попадать в мишень, нужно быть нравственным. Поэтому, как говорится в документе, нравственность имеет под собой конкретное обоснование. Церковь в «Основах учения…» не предлагает ничего, что было бы безнравственным. Более того, она как раз и подчеркивает, что нам необходимо в дискурс о правах человека ввести тему нравственности.

— Но это сразу обрекает на вечный диалог верующего и атеиста, может ли быть нравственность без религии.

— Я согласен с тем, что среди атеистов были, есть и будут нравственные люди. Но я как христианин абсолютно убежден, что никакого положительного обоснования нравственности в атеистическом мировоззрении быть не может. То есть нравственная система атеиста может иметь только договорный характер. Дескать, мы понимаем, что если будем жить в ситуации «войны всех со всеми», мы друг друга перестреляем. Поэтому мы договариваемся и вырабатываем какие-то нормы поведения. Но мы же и являемся их источником. И никакого обоснования, кроме «это нравственно, потому что мы так договорились», дать не можем.

Религиозная же концепция говорит: нравитесь вы мне или нет, я не могу вас убить не только потому, что вы тоже можете меня убить, а еще и потому, что вы для меня — образ Божий. То есть у нас есть источник нравственности. И еще, что важно, источник прав. Ведь современная концепция прав человека тоже конвенциональная история. Это снова к вопросу о том, что Церковь предлагает обогатить взгляд на человека и на его права.

Однако официальный церковный документ не предлагает мне спорить с атеистами. Наоборот, в нем как бы говорится: и у вас, и у нас есть представления о нравственности. И эти представления мы не можем игнорировать, когда говорим о правах человека. Где-то, безусловно, есть точки напряжения, кто-то может сказать: «В моем представлении о нравственности гомосексуализм — это не плохо». И все-таки именно нравственное измерение в дискурсе о свободе является возможным полем для разговора. Хотя и не бесконфликтным.