Сергей Медведев - Парк Крымского периода. Хроники третьего срока

О, эта детская вера в силу слов, в то, что если о проблеме запретить говорить, то она рассосется сама собой! Табуирование любых разговоров о территориальном формате России выявляет родовую травму нашей политической элиты — фантомную боль после распада СССР, «величайшей геополитической катастрофы», — и панический страх перед угрозой дальнейшего распада. Страх становится сегодня основным двигателем российской политики: страх перед белыми лентами, иностранными агентами и усыновителями, страх перед геями и «кощунницами», страх перед правозащитниками и экологами. Теперь, когда «закону Димы Яковлева» исполняется год, когда американские усыновители исчезли (а больные российские сироты так и остались без семьи), пропагандистская машина стала испытывать дефицит врагов, и публике предложили новую фобию: страх перед распадом России.

Откуда он берется? Почему тема суверенитета, вяло обсуждавшаяся последние десять лет в рамках мертворожденной концепции «суверенной демократии», вдруг стала больной точкой режима? Здесь видятся две проблемы, и обе они не во внешних (и мнимых) угрозах суверенитету, не в нотах Керзона, планах Даллеса и кознях Бжезинского, а во внутренних психологических комплексах самой России. Во-первых, это углубляющийся постсоветский кризис идентичности, понимания того, что есть Россия — страна русских или многонациональная империя? — и где пролегают ее границы: в Прибалтике, на Кавказе, в Крыму, Восточной Украине, Северном Казахстане… Не сепаратисты хотят расчленить Россию, а сами русские не могут понять, где их границы, отсюда паранойя и сверхчувствительность при любом упоминании суверенитета и границ России.

Другая проблема гораздо серьезнее: это кризис веры в будущее России. И здесь опять-таки дело не в территориальной целостности и мнимых угрозах суверенитету, а в исчерпанности авторитарно-сырьевой модели, в невозможности долгосрочного планирования в нашей стране. Россия сегодня — это страна, которая лишилась образа будущего, долгосрочной перспективы, экономической и социальной модели, помимо экспорта ресурсов и распила бюджетов. Активное население заполняет эту пустоту идеей эмиграции: согласно опросу Левада-Центра летом 2013 года, 22% россиян хотели бы уехать за границу (за пределы бывшего СССР) на постоянное место жительства; при этом больше других хотели бы уехать самые образованные и динамичные: студенты и учащиеся (45%) и предприниматели (38%).

Элита компенсирует страх перед будущим все более параноидальной идеей суверенитета: чем сильнее она испытывает неуверенность, тем громче кричит «держи вора!». Вместо реальных мер по укреплению государства, стратегий развития депрессивных регионов и моногородов, инвестиций в образование, здравоохранение и культуру, в человеческий капитал и будущее страны нам предлагают риторические стратегии, «срока огромные» за мыслепреступления и фантастические идеи по переименованию Дальнего Востока. У нас уже однажды была страна, которая словами пыталась латать прорехи в реальности, и в 1991 году она распалась.

Именно поэтому власти столь важны религиозные ритуалы суверенитета в эстафете олимпийского огня — и сама Олимпиада как образ будущего, и медальный зачет как прообраз войны: это заговаривание страха, это заклинание извечной российской пустоты. Именно отсюда эта державная серьезность и чрезвычайные меры безопасности, превращение веселой, карнавальной эстафеты в силовую спецоперацию.

Однако выходит неважно: бракованные факелы то и дело тухнут (на сегодня уже зафиксировано свыше 50 случаев погасания олимпийских факелов), неблагодарные зрители смеются и свистят. Необходимо присутствие сотрудника ФСО, который зажигает погасший олимпийский огонь при помощи зажигалки Zippo, как это случилось во время эстафеты в Кремле. Но где взять столько охранников, чтобы при помощи зажигалок поддерживать угасающую веру в будущее России?

Россия устроила очередную маленькую победоносную войну: накануне первого матча сборной на чемпионате Европы по футболу 2016 года группа российских болельщиков из пары десятков человек обратила в бегство многократно превосходящие силы английских фанатов в Старом порту Марселя. Днем позже, сразу после матча, они учинили погром на английской трибуне, избивая всех, кто попадался под руку, включая зрителей с семьями и пожилых. Итоги неутешительны: пострадали по меньшей мере 35 человек, один 50-летний английский болельщик, получивший ломом по голове, умер. В качестве меры наказания УЕФА условно дисквалифицировал сборную России до конца Евро-2016 и оштрафовал Российский футбольный союз на 150 тысяч евро — в том числе за расистское поведение российской трибуны во время матча с Англией. Российские фанаты оказались в топе мировых новостей (не этого ли они и хотели?), и шансы России потерять чемпионат мира по футболу 2018 года серьезно возросли.

Это позорный эпизод, может, и не заслуживал бы такого внимания: «околофутбол» давно превратился в заповедник насилия и ближайший аналог мировой войны, дерутся и бесчинствуют фанаты всех стран, случаются и побоища, как трагедия на стадионе «Эйзель» в Брюсселе, которая унесла жизни 39 человек и привела к отстранению на пять лет всех английских клубов от турниров под эгидой УЕФА. Да и Марсель хорошо помнит английских фанатов по чемпионату мира 1998 года, когда они устроили побоище с болельщиками Туниса и разнесли полгорода. Но разница в другом: если в Англии после подобных скандалов болельщики единодушно осуждаются обществом и политиками, то в России футбольные хулиганы представлены чуть ли не как национальные герои. Корреспондент «Советского спорта» Дмитрий Егоров вел прямую трансляцию побоища в твиттере, комментируя его, как футбольный матч, восхищаясь организацией и физподготовкой россиян. Социальные сети были полны одобрительного гула по поводу фанатов, «надававших по щам» мягкотелым англичанам, постоявших за Россию, как 300 спартанцев; один спортивный журналист даже написал в своем твиттере, что ему стыдно за россиян, которые не принимают участия в драках.

Что еще интереснее, российских хулиганов поддержали высокопоставленные официальные лица, от представителя Следственного комитета России Владимира Маркина до депутата Госдумы от ЛДПР и члена исполкома РФС Игоря Лебедева. И здесь надо признать одну малоприятную вещь: фанаты в Марселе вполне адекватно представляли официальную политику и массовое сознание посткрымской России.

Они вели ту же самую гибридную войну, что так популярна в нашей пропаганде, когда под видом «отпускников» засылаются хорошо подготовленные бойцы с навыками рукопашного боя, выборочно и целенаправленно применяется сила, проводятся атаки в неожиданных местах. В интернете гуляли слухи о том, что это был чуть ли не спецназ ГРУ, засланный для устрашения европейцев, такими накачанными, организованными и трезвыми выглядели российские хулиганы на многочисленных видео, но оставим эти теории любителям конспирологии. Как представляется, в Марселе сводный отряд бойцов ультрас, набранных из разных фанатских «фирм» и заточенных именно на уличные бои, напал на накачанных пивом английских «кузьмичей», простых болельщиков, которые приехали не драться, а поболеть и покуражиться, причем некоторые с семьями. Один из российских фанатов прямо признал в интервью, что наши приехали драться: «Не важно, из каких городов наши болельщики и какие команды они поддерживают. Важно, что мы из России и собираемся драться с англичанами. Они всегда говорят, что являются главными футбольными хулиганами. Мы здесь, чтобы показать, что английские фанаты — девочки».