Александр Архангельский - Человек в истории

При формировании нового дела следователям необходимо было дополнить прежние «преступления» какими-то новыми. Поэтому на допросе 10 сентября 1949 г. следователь спросил Шастина: «Какую враждебную работу вы проводили по освобождению из лагеря?», на что Г. К. Шастин ответил: «Никакой». Тогда следователи стали повторять вопросы из следственных дел, сформированных в 1936 г. Всего четыре допроса, где Шастин постоянно отрицает наличие контрреволюционной террористической группы на ЧТЗ. Отрицает так настойчиво, что следователь регулярно вынужден записывать слова: «Вы говорите неправду!».

После допросов, как водится, было предъявлено обвинение: знакомство с Кульневым, Лурье и нелегальные сборища троцкистов на ЧТЗ — вот пункты обвинения. Все было взято из материалов 1936 г. Чего-то нового предъявить Г. К. Шастину следователи не смогли. Виновным Григорий Константинович себя не признал. Уже 23 сентября 1949 г., то есть примерно через две недели после ареста, был составлен протокол об окончании следствия, а далее последовало обвинительное заключение с ходатайством применить меру наказания — ссылку на постоянное место жительства в отдаленные районы СССР. После этого 2 ноября 1949 г. в выписке из Протокола № 62 Особого Совещания при МГБ СССР было зафиксировано Постановление: «За принадлежность к антисоветской троцкистской группе сослать на поселение в Красноярский край».

24 ноября 1949 г. Григорий Константинович был этапирован из архангельской тюрьмы в Красноярск.

Середина и вторая половина 1950-х годов для всех людей, переживших период репрессий, стали временем надежд, вдохновляемых словом «оттепель». Григорий Константинович Шастин еще до знаменитого ХХ съезда партии начал бороться за восстановление своего доброго имени.

Из заявления челябинскому областному прокурору от 17 марта 1957 г., подшитого к делу № 2916, следует, что он еще в сентябре 1955 г. обращался с жалобой на имя Генерального прокурора СССР, но ответа не получил. В январе 1957 г. он обратился с запросом к помощнику прокурора Уральского военного округа по Челябинской области, который ответил ему, что дело еще в ноябре 1956 г. было передано челябинскому областному прокурору, к которому он и обращается с надеждой, обозначенной на небольшом тетрадном листочке. В конце обращения он (можно представить, с каким ожиданием!!!) написал: «Прошу Вас сообщить мне, каков же результат моей жалобы. Ваше решение по моему делу».

И вот долгожданное событие происходит. Сначала Григорий Константинович получает справку Челябинского областного суда от 2 апреля 1957 г. с долгожданными словами: «Постановление бывшего Особого Совещания при НКВД СССР от 10 сентября 1940 года отменить и дело прекратить за отсутствием состава преступления». Причем постановление касалось обоих братьев Шастиных. Что же больше всего могло порадовать в этом документе братьев? Конечно, основания к прекращению дела: «В основу обвинения Шастиных было положено их самопризнание на предварительном следствии», а также то, что уже при вынесении приговора они виновными себя не признавали, как и то, что 35 допрошенных свидетелей никаких обличающих фактов их вины не предоставили!

В 1997 г. сын Г. К. Шастина Эрнест Григорьевич, проживавший в то время в Ленинграде, направил запрос Прокурору Челябинской области с просьбой выдать ему справку о реабилитации отца. Ему были выданы справка о полной реабилитации Г. К. Шастина и заключение о признании Э. Г. Шастина пострадавшим от политических репрессий. Это последние документы в персональном деле Григория Константиновича Шастина.

Полтора года кропотливой работы позади. Вместо коротенькой информации «Шастин (1934–1936 гг.)», увиденной нами когда-то в книге по истории больницы ЧТЗ, мы можем рассказывать об этом человеке часами…

Все полученные в ходе исследования материалы переданы в Музей больницы ЧТЗ, Городской музей истории медицины. Мы непременно перешлем нашу работу его сыну — Эрнесту Григорьевичу в Санкт-Петербург. Он, хотя и вырос без отца, но сыном был хорошим — мы видели его письма, подшитые к следственным делам… Пусть наша работа станет своеобразным памятником грамотному врачу, хорошему человеку, неравнодушному гражданину своей страны — Григорию Константиновичу Шастину.

Маргарита Корнякова

г. Астрахань

Во время посещения нашего краеведческого музея я обратила внимание на одну картину в зале «Астраханский край в XX веке». Она скромно висела в углу, над гипсовой скульптурой Сталина. Вокруг было много других полотен, но именно «Швейцарский пейзаж», написанный художником Эдуардом Голдевским в начале сороковых годов XX века, значительно отличался от остальных экспонатов.

На картине изображены уютный деревянный домик, счастливые девушки, о чем-то заинтересованно беседующие с лодочником, на заднем плане возвышаются горы, освещенные лучами теплого летнего солнца. Мне захотелось рассмотреть пейзаж получше, и, подойдя ближе, я увидела, что полотно картины состоит из множества сшитых друг с другом небольших кусочков ткани. Эта необычная деталь еще сильнее заинтриговала меня. Сразу же возникли вопросы: «Почему полотно сшито из лоскутков?», «Какова судьба художника?», «Кому принадлежала эта картина?». Я стала расспрашивать об этом сотрудников музея.

Оказалось, что картина была написана в 1944 году по просьбе Нины Семеновны Бреус-Бросалиной белорусским художником, арестованным в 1932 году за антисоветскую агитацию, Эдуардом Викентьевичем Голдевским. В это время они жили на вольном поселении при Темниковском исправительно-трудовом лагере (или Темлаг). Их срок заключения уже подходил к концу. Эдуард Голдевский, сшив между собой куски портянок и холста, по вечерам писал картину. Работа над ней шла чуть больше года. Интересен и выбор пейзажа — возможно, именно Альпы ассоциировались у Эдуарда Викентьевича со свободой и счастьем. В 1945 году «Швейцарский пейзаж» был подарен Н. С. Бреус-Бросалиной.

В 2001 году Нина Семеновна подарила картину Астраханскому краеведческому музею.

К сожалению, часто судьба репрессированных, таких как семья Бреусов, мало кому известна. Проходит время, уходят в далекое прошлое страшные события сталинских репрессий и постепенно забываются ужасы лагерей, судьбы миллионов людей. Я считаю, что необходимо сохранять и помнить эти.

О судьбе семьи Бреус-Бросалиных осталось совсем немного напоминаний, одним из которых стал написанный на сшитом из лоскутков полотне «Швейцарский пейзаж».

Пожалуй, именно увидев «Швейцарский пейзаж» и услышав короткий рассказ экскурсовода о хозяйке этого полотна, я по-настоящему задумалась о судьбе репрессированной семьи Бреус-Бросалиных.