Александр Архангельский - Человек в истории

На допросе 27 августа 1936 г. Г. К. Шастин давал показания о том, что ему известно о Н. Л. Лурье, после его отъезда из Челябинска. Он указал, что сначала Лурье с женой уехали в Москву, а после они в письме к доктору Грозневич, которая поддерживала с ними связь, написали в марте 1936 г., что устроились в Ленинградской клинике и получили комнату. «Я получил от Лурье Натана два письма, — показал Г. К. Шастин. — В первом письме он писал из Ленинграда о том, чтобы я переслал его заработную плату в институт усовершенствования врачей. <���…> Во втором письме <���…> прислал счет, <���…> в котором он просил оплатить ему расходы, связанные с командировкой — что еще писал в этом письме, я не помню. Оба письма были переданы мной в бухгалтерию больницы бухгалтеру Гаврилову». Больше с Лурье Г. К. Шастин не встречался и о том, что в 1936 г. Лурье приезжал в Челябинск, он не знал.

Н. Л. Лурье в ходе «Московского процесса» признал, что он занимался троцкистской деятельностью с 1927 г., то есть около девяти лет. В «Бюллетене оппозиции» к этому добавили: «К сожалению, только — об этом никому не было известно. Ни один троцкист, ни в одной стране, ни в 1927 г., ни позже, никогда не встречался с Н. Лурье». Н. Л. Лурье в ходе допросов менял свои показания: в июне 1936 г. он признавался только в троцкистских взглядах, отрицал методы террора, а уже в июле признался, что лично должен был участвовать в покушениях на первых лиц страны.

В августе 1932 г. группа Н. Лурье якобы получила задание от некоего Франца Вейца (фашистского охранника, по словам судебных отчетов), совершить покушение на Ворошилова. Но в июле 1933 г. Н. Л. Лурье был направлен Наркомздравом на работу в Челябинск. Здесь он, как следует из материалов дела, ожидает, чтобы кто-либо из вождей, Каганович или Орджоникидзе, приехали в Челябинск. Помимо этого, он признался в том, что пять раз приезжал в Москву с револьвером, с целью произвести покушение, а в последней поездке его чемодан, в котором хранился револьвер, был похищен. Якобы поэтому такой важной улики, как револьвер, и не было обнаружено.

В материалах дел часто фигурируют вопросы об оружии, которое имелось у знакомых Натана Лурье и у него самого. Оказалось, что у санитарного врача Кауфмана какое-то время имелся наган. Сам Г. Н. Кауфман на допросе пояснил, что револьвер он получил под расписку от начальника милиции в 1934 г. «для целей самоохраны в связи с тем, что мне как санврачу приходилось выезжать в поселки Красный партизан, Буденовский и другие в ночное время, где сильно было развито хулиганство». В декабре того же года револьвер также под расписку был сдан обратно. Действительно, эти барачные районы вокруг строящегося соцгорода ЧТЗ были одними из самых криминальных в городе и оружие там было совсем нелишним.

В материалах дела несколько свидетелей и подследственных приводят сведения о том, что Натан Лурье не умел стрелять.

Но несмотря на все вышеописанное, следователи настойчиво искали следы покушений на видных деятелей партии, которые в 1930-е гг. посещали Челябинск. В ходе допроса 24 августа 1936 г. (то есть одного из первых допросов после ареста) следователь спросил Г. К. Шастина о том, были ли у него разговоры с Лурье по поводу приезда в Челябинск наркома тяжелой промышленности Г. К. Орджоникидзе. Г. К. Шастин ответил, что «когда т. Орджоникидзе приехал в Челябинск, то Лурье в тот же день пришел ко мне в кабинет и просил меня чтобы я добился приема к т. Орджоникидзе по вопросу постройки новой больницы («по вопросу постройки новой больницы» в протоколе подчеркнуто. — Ю. Ф. ) на ЧТЗ и чтобы я вместе с собой взял на прием к т. Орджоникидзе и Лурье. Я на это не согласился и возразил Лурье, что это дело дирекции завода и не пошел. И он меня об этом больше не просил».

Как мы видим, в ответе Г. К. Шастина четко прослеживается единственная цель встречи с наркомом тяжелой промышленности — строительство новой больницы для работников завода и жителей района. Это действительно было задачей номер один для нового большого района города.

На допросе 11 сентября 1936 г. А. Р. Колесникова на вопрос о том, как ее муж Кауфман отреагировал на сообщение об убийстве в Ленинграде, вновь очерняет мужа (хотя, возможно, это делали сами следователи): «Кауфман мне своих мнений по этому вопросу не высказывал, но я знала и видела, что он не имеет глубокой печали, как это было в партийных рядах».

Не последнюю роль в подписании обвинительного приговора Г. К. Шастина сыграл и тот факт, что он якобы был знаком по комсомольской работе 1920-х годов с убийцей С. М. Кирова — Николаевым.

Парторг больницы ЧТЗ А. Е. Вдовин свидетельствовал: «Из разговоров с Петровой я знаю, что Шастин Григорий называл своим другом Николаева».

В протоколе очной ставки Г. К. Шастина и А. Н. Петровой от 1 октября 1936 г., в начале которого указывалось, что они «личных счетов к друг другу не имеют», А. Н. Петрова заявляла: «Разговор происходил в кабинете Шастина, присутствовали только Шастин и я. Это было утром после проработки приговора суда над Ленинградскими террористами по отделениям больницы (в тот же день). Шастин, прочитав газету, сказал мне: “черт возьми, ведь Николаев был моим другом — вместе были в комсомоле”. Г. К. Шастин подтвердил, что такой разговор имел место, но в нем он заявлял, что знал по комсомолу в Ленинграде Котолымова и Румянцева, а не Николаева: “Говоря о Котолымове и Румянцеве я их назвал “друзья-приятели”, но друзьями моими они никогда не были”». Знакомство с Николаевым Григорий Шастин категорически отрицал.

Процитируем опрошенных свидетелей: « Когда шли из общежития по улице Шастин Г. завел разговор о демократии, заявив, что нет у нас настоящей демократии. Как доказательство привел такое соображение, что якобы редко созываются съезды (имел в виду съезды партии или Советов)». Брат Григория — Николай Шастин в своих показаниях рассказывал, что Григорий накануне XVII съезда в разговоре высказал мысль, что съезды бесполезны, так как все решают вожди, а остальные это только подтверждают.

Еще один свидетель припоминал, как Г. К. Шастин называл профсоюзных деятелей «профлодырями», а партийцев — «партлодырями»… Хотя, как следует из отдельных высказываний на страницах дел, Г. К. Шастин писал заявление, чтобы числиться «сочувствующим ВКП(б)». При допросе Д. Е. Бендюкова спрашивали о том, почему, зная Григория Шастина как человека настроенного антисоветски, он дал ему в 1935 г. рекомендацию в сочувствующие ВКП(б), на что последовал ответ: « Я антисоветской личностью Шастина Гр. не считал, а отдельные высказывания расценивал как непонимание некоторых вопросов». Любопытно, что брат Григория на допросе передал свой разговор с Д. Е. Бендюковым по поводу этого случая, при котором Даниил Евдокимович сказал Николаю: «Я дал Григорию рекомендацию, правда, у Григория не всё благополучно в части его политических взглядов, но ничего — обомнется». Вывод, сделанный Н. К. Шастиным, нас очень удивил: « Отсюда ясно, что Бендюков стремился сознательно протащить в ряды ВКП(б) Шастина Григория, зная последнего, как человека с троцкистскими настроениями». С трудом верится, что Николай произносил эти слова о своем брате. Да и написаны они как-то официально — смеем предположить, что это слова и выводы следователя.