Виктор Шкловский - Собрание сочинений. Том 1. Революция

Так как недавно был столетний юбилей железной дороги, то примите этот анекдот (вы найдете его в собрании сочинений Андерсена) вместо описания полета в Харьков.

«Спускаемся», — разбудил меня сосед. Внизу был уже Харьков, большой, весь в зелени, щедро пересыпанный ярким красным цветом новых строящихся зданий. Спускаемся. Уже катимся по аэродрому.

Большой ангар. В нем серые голуби — Дорньеры. Потолок высок, как в вокзале. В углу надпись — «Начальник станции». Буфета нет.

— Ушла ли автомобильная колонна?

— Два часа тому назад.

Ударил с досады чемоданом о землю. Но питаемый надеждой на русские ухабы, умеющие отрывать хвост в две-три машины от всякого автомобильного поезда, пошел к воротам старта.

Еще на сухом шоссе свежи зубчатые следы шин.

— Давно уехали?

— Десять минут тому назад прошла «Aде».

Значит, ушла отсталая машина четвертой колонны. Но вдруг гудение, и идет Паккард. Я знаю его в радиатор. Это восьмицилиндровая машина первой колонны. Подымаю руки, как беспризорный, и прошу подсадить. Взяли. Оказывается, задержались починкой рессор. В Харькове чинится еще машина. Едем. Дорога большая. Она идет вдоль ряда телеграфных столбов. Она рассучена и растрепана, как шерстяная нить. Здесь нет дороги, а есть одно только направление. Дорогу ищет себе каждый сам.

Вчера не было дождя. Дорога выносима. По сторонам убранные поля.

Едем по следу, оставленному автомобилями, по мягкой степной дороге. Временами казалось, что сбились, но труп большой черной с белыми пятнами собаки нас обрадовал. Значит, здесь проезжали наши. Под Чугуевым грязь. Это черный, жидкий чернозем. Сильный Паккард, на широких баллонных шинах, взял грязи с разгона. Маленькие машинки копошились в ней по уши, увязая до радиаторов и толкая грязь перед собой вперед рыльцем. Обогнали их. Обгоняем Адлера 30. Он и его шофера в грязи, как в коре. Едва имеют силы нас приветствовать. Едем. Чугуев. Весь город застроен одинаковыми трехоконными домиками с колоннами и фронтонами. Крыши черепичные. Здесь было военное поселение. Здесь русский двуглавый орел хотел превратиться в римского. Тянутся аракчеевские фигурные заборы из кирпича.

В городе нас приветствовали целая расставленная шпалерами дивизия и население, бросавшее в нас цветы и свертки с орехами. Дальше слева лагерь и снова степь. Под Изюмом нагоняем свою колонну, она здесь обедала. Обедать нам, конечно, не пришлось. Дальше. Степь, дорога лезет в гору. Трубы на горизонте. Считаю — их тридцать. Въезжаем в город. Это Славянск. Дорога извивается между заводами. Пахнет химией, пылью и промышленностью. Густые шпалеры народа нас приветствуют. Желтые от солнца, серые от пыли стоят ряды детей. Их сотни и тысячи, они приветствуют нас дружными дробными аплодисментами. Нам бросают цветы, цветы. В цветах записки. Тут и приветствия от женщин с подробными адресами писавших, и обстоятельные послания организованных кустарей с изложением значения автомобилизма, и краткие указания — не давите кур, и запросы пионеров — что делают пионеры в Москве. Смеемся в пыли и радости. На углу стоят люди с дынями и бросают аккуратно по дыне в машину. Бросают ветки слив. Желтые от солнца, серые от нашей пыли стоят тысячи ребятишек в одних полосатых трусиках и аплодируют. Славянск пройден. После него дорога не очень трудна. К раннему вечеру видим трубы Артемовска. Машины строятся вокруг огромного бетонного памятника т. Артему [400]в ложно-кубическом духе. Уже темно, зелень города кажется густой. На площади толпа автомобилей уже выстроилась в каре. Товарищи, знавшие, что я отстал в Москве, меня приветствуют. Все бегут на телеграф. Там в окошке уже засел корреспондент «Правды» А. Перовский.

Идем ночевать в общежитие металлистов, проходим снова мимо площади. Среди мелких машин, как второгодник, торчащий на своей парте среди малышей, угрюмо стоит среди четвертой колонны, вторым с края, запыленный Адлер.

Наступило утро. Пили чай в Нарпите. Немцы жаловались на то, что машины перегружены, шофера спорили друг с другом за вчерашние обгоны. Госпожа Стиннес мыла демонстративно свой маленький автомобиль «Аде». Ходили смотреть на такси «Рено». Бедная маленькая машина. Она городская. С одной рессорой сзади и тяжелым сравнительно кузовом. Но она все еще на ходу. Дойдет, может быть, и до Тифлиса. А мне не хочется ехать на Паккарде. Хлопочу и попадаю на другого американца «Пирс-Арроу» 27. Хорошая машина, но верх у нее не спускается, в чем я имел случай скоро убедиться. С Артемовска-то и началась настоящая дорога.

Сперва все было хорошо, и машины бежали, на перебой запасаясь скоростью.

Дорога пылила. Если сразу глянуть на степь, то похоже будто идет артиллерийский бой.

Дымки отдельных машин иногда совсем сливались, когда колонна подтягивалась. Тогда видна была одна дымовая комета. Справа были холмы. Дорога танцевала, желая сбросить с себя автомобили. Потом начались какие-то красные холмы с уклоном в сторону и глубокими измоинами. Нас било о верх машин. Дорога сбегала вниз к черту и случайно находила мост или проскакивала мимо него.

Последние восемь верст перед Штеровкой были ужасны. Но вот в долине у реки серое многоэтажное бетонное здание. Штеровка. Ворота с надписью на всех языках: «Добро пожаловать». И все увито дубовыми листьями. И сразу за воротами работницы приветствуют нас аплодисментами. И тут за воротами особый музейный ухаб вниз, в бок, в сторону. Этот ухаб стоил того, чтоб его отметили особо. Узнаем, что в дороге сорвано гибкое соединение между коробкой скоростей и дисками «Линкольна». У «Паккарда» лопнули рессоры. Рассматриваем их излом. В металле много раковин, это будет показано фирме.

Обед нам изготовлен на верхнем этаже станции.

Тут произошло недоразумение. На Штеровке мы должны были пробыть часа два. Но инерция навыков у людей такова, что с нас кто-то решил снять анкету: какой марки машины, сколько сил, кто владетели, кто механик, где строилась машина.

Анкета сия испортила впечатление от Штеровки. Сама же Штеровка это почти построенная станция для электрификации Донбасса. Начнут работать первые машины еще этой зимой. Станция как топливо будет использовать так называемую штыбу — антрацитовую мелочь, которую сейчас на рудниках некуда девать. Штеровка электрифицирует район на девять километров по радиусу на этой самой штыбе. Пока же штыба грозит краю черным наводнением. Ее лежит уже в соседних рудниках 35 000 000 пудов. Первоначально станция рассчитана на 20 000 киловатт, но предусмотрена возможность увеличить ее мощность до 100 000.

Для охлаждения турбин земляной плотиной перегорожена река Миус. Величина пруда до 50 десятин. Топливо будет подаваться к топкам сверху из закромов механическим способом.