Виктор Шкловский - Собрание сочинений. Том 1. Революция

Паровоз стоял на пути и пришивался то к одному, то к другому концу состава.

Немцы сидели в буфете и спрашивали дичи. И то снимали, то надевали роскошные шубы. В романовских полушубках торговцы волновались и обсуждали вопрос о том, сколько льна прошло на вчерашнем базаре.

Льна прошло, кажется, до 5 тысяч пудов, из них половина досталась кооперации.

Мне пришлось побывать в районе Лихославля. Это — станция между Москвой и Ленинградом. Места унылы, большие болота, глиняные поля, а на полях лежат камни. Невысокие мореные пригорки. Бедные места. А деревни здесь богатые и много новых построек. Рядом со старыми избами стоят новые, очевидно на запас; еще не жилые. Особенно богатым кажется этот край тому, кто видел черноземную полосу. Дороги проселочные, но через речки построены новые, еще не потемневшие мосты. Деревня от деревни отделена заборами в четыре палки, в заборах надежно устроены ворота на деревянных петлях. За заборами — рожь в человеческий рост вышиной, гречиха цветет, как густой рой белых мух, подымающихся с земли. Рожь и гречиха справляются с сорняками. Но чертополох и васильки торчат местами слишком нагло. Особенно угнетен ими лен.

Лето. По дорогам движение еще не от деревни, а на деревню: из машинных товариществ везут молотилки.

Овес виден хороший, рослый, это — иностранец из Австралии. К сожалению, семенного материала мало, местами деревни хотят перейти на общественную уборку урожая, но этого нельзя сделать, пока деревня не получит обезличенное, чистое, сортовое зерно.

На скошенных полях клевера краснеют маленькие мохнатые клинья клевера, оставленного на семена. Клевера не хватает для посева, и это расстраивает севооборот. Местами земля осталась незасеянной. Пермские семена, привезенные сюда, оказались хорошими, а заграничный клевер на второй год не вышел. Нужда в клеверных семенах очень большая. Спрос на них все время возрастает: в этом году лугового сена мало, но те, кто посеял клевер, обеспечены кормами.

«Это картофельное поле — уже город» — так мне сказали в Лихославле. Лихославль — город уже две недели. Граница, отделяющая здесь город от деревни, проходит через поля, захватывая их. У Кустсельсоюза контора в городе, а склад в деревне, через дорогу. Эта чересполосица как будто не случайна. Город и деревня перепутаны в самом быту всей местности. Так, в соседнем Боровическом районе живут кустари, главным образом трикотажники. За трикотажной машиной работают женщины. Обычно в две смены по 8 часов. За прокат машины союз берет 1 р. 20 к. в месяц с одной работницы. Большая часть работниц кооперированы. Есть товарищества, в которых кооперировано 60 %. Для окраски ряда существует 3 кооперативных завода. Но несколько тысяч трикотажниц работают на хозяйчиков. Кооперация не имеет силы объединить их. Капитал у союза оборачивается не больше двух раз в год, а средства заемные на три месяца.

Быт у трикотажниц полугородской, избы оклеены обоями, разговор тоже городской.

— Вы не судите по этой избе, — сказал нам крестьянин, — здесь обои три года не переклеены. Стихийное бедствие: две лошади пали в прошлом году и в семье мало взрослых работников.

Вязальная машина здесь не вытеснила сельского хозяйства, но вытеснила трехполье.

Получилась как будто крестьянская идиллия по Глебу Успенскому: Глеб Успенский первый в России поднял разговор об электрификации. Но ему казалось, что электричество в деревне спасет ее от поглощения городом. Электрическую энергию можно подать в каждый дом: в каждом крестьянском хозяйстве будет двигатель, и тогда деревня сможет противопоставить работу от домашнего ткацкого станка и прялки фабричному производству.

Таким образом, Глеб Успенский мечтал не столько об электрификации деревни, сколько о консервировании ее при помощи электричества.

В Тверской губернии кустарные села сейчас быстро электрифицируются. В районе Лихославля тремя станциями электрифицированы 17 деревень. Деревня Кузино электрифицировалась два года тому назад самовольно и не спросив разрешения города. В этой деревне устраиваются осенью большие сельскохозяйственные выставки, есть специальное выставочное помещение и мачта для поднятия флага во время выставки. На площади стоит здание с электрической молотилкой и клеверотеркой. Уже давно в этой деревне введено многополье, но только сейчас крестьяне ввели в севооборот корнеплоды. Пробовали и раньше, но не выходило, а сейчас вспомнили о прежних неудачных опытах, и время что ли сейчас удачливое, но турнепс получился. Эта деревня забором отделена от соседней деревни, трехпольной. Таких отсталых деревень в этой местности уже немного. Большинство культурных деревень землеустроены на отрубах, но есть общинные села, уже азартно проводящие одиннадцатиполье. Деревня трикотажного района не столько деревня счастливая тем, что в ее хозяйстве есть деньги, сколько деревня, начинающая становиться городом. Дело идет не по Успенскому.

«Это картофельное поле — уже город». Это не только в Лихославле и не только для шутки.

Работу женщин, занятых у вязальной машины, начинают беречь. Машина создает уважение к труду. Район здесь льноводческий, а лен — трудоемкая культура: его теребят, стелют, треплют, чешут. Руками его можно обрабатывать, если рук не жалеть. Жилища он обращает в мастерскую полную пыли.

Уже два года Кустсельскосоюз хлопочет об организации завода по первичной обработке льна.

Сейчас постройка начата, и уже началась возка кирпича.

Строят завод на горе, у озера. Здесь когда-то была усадьба с фазанами.

Потом здесь хотели устроить музей. Но из фазанника без фазанов музея не вышло. Теперь здесь будут мочить лен, и вокруг льна создается целый комбинат.

Льнообделочный завод, маслобойный, электрическая станция, которая будет работать на костре (отброс, получающийся при обработке льна), и ремонтная мастерская. Кустарная маслобойная промышленность и домашняя обработка льна кончатся.

Примечание 1927 года . Завод построен. Пока строились льнообрабатывающие заводы, о них спорили.

Казалось, что такая индустриализация преждевременна при дешевых рабочих руках.

Сейчас уже выясняется удача заводов: в районах их постройки увеличивается культура льна, и появляются посевы нового типа: коллективные, чистым зерном произведенные.

Это не полоски льна, а льняные поля.

Это не потому, что я уже писал об автомобиле, я буду снова писать об автомобиле. Меня ободрил Осинский своей статьей в «Правде» [401]. Он прав — на таких больших дорогах нельзя жить без автомобиля. И старые и не совсем доломанные машины сейчас настолько крепко въехали в самый быт раскинутой страны, что если бы вырезать их или если они сами доломаются, то мы можем отсидеть деревню. У нас будет застой крови, и мы не сможем шевелить пальцами.