Виктор Шкловский - Собрание сочинений. Том 1. Революция

Сценарист написал сценарий, а режиссер решил снять ленту о Пугачеве вообще, перечислил эпизоды при помощи киноаппарата, не раскрывая их сущности.

Картин надо делать больше. Тогда в каждой картине будет всего меньше, да лучше.

Фильма о Сакко и Ванцетти должна быть сделана. Основным затруднением темы является то, что мы не можем снять Америки, и таким образом нужно построить сценарий так, чтобы его можно было делать из павильонной картины и американской хроники, в частности хроники демонстрации за освобождение Сакко и Ванцетти и американской технической хроники.

Схему можно установить следующую.

Рядовые американские революционеры (итальянцы по происхождению) — Сакко и Ванцетти — уходят на демонстрацию. У одного из них остается жена, и он обещает ей вернуться к вечеру. Одновременно происходит какое-то ограбление. Сакко и Ванцетти арестовываются на демонстрации. В качестве сюжетного материала для развертывания демонстрации предлагаю взять куски рассказа Короленко «Без языка».

Сакко и Ванцетти оказываются в тюрьме. Там их обвиняют в убийстве и сразу же сажают в камеру смертников. В противоположной камере сидит настоящий убийца, профессиональный бродяга, обвиняющийся только в бродяжничестве. Он должен быть осужден на 2–3 месяца. Он знает о Сакко и Ванцетти, и их решетка фиксирует его внимание. На исходе своего срока он объявляет, что настоящий убийца — он. Его заставляют взять это признание обратно, сажают в карцер, в сумасшедший дом. Слух о признании бродяги распространяется через перестукивание по трубам в тюрьме и через передачу проходит на заводы. Разные заводы и разные машины реагируют на это.

Примечание . Первую демонстрацию взять из Короленко потому, что там мы можем показать ее на фоне парка.

Здесь начинается показ американских машин. Электрические силовые установки на Ниагаре, сложность трансмиссий, и все это оканчивается электрическим стулом.

Тут нужно показать не машины вообще, а злобные — классово-направленные машины. Оживление в городе передается телефонной станцией. Телефонные установки питаются от аккумулятора, в цепь которого включается амперметр. Когда в городе что-нибудь случается, то увеличивается количество телефонных разговоров, и стрелка амперметра резко идет вправо.

Весь показ жизни города должен быть дан т. о. технически. Для того чтобы преградить возможность оправдания Сакко и Ванцетти, настоящий убийца казнен, но не по этому делу, а по другому.

Тут нужно показать как-нибудь тактично электрический стул, не действуя на физиологию зрителя, а показывая, что город ожидает казнь Сакко и Ванцетти, нужно показать, что при включении такой сильной установки, как электрический стул, в цепь, во всем городе или одном квартале мигает свет, и показать, как на это мигание реагируют разно классово-настроенные люди. Эти мелкие бытовые детали комнатного характера вскрывают человеческую сущность происходящего.

Пока Сакко и Ванцетти еще живы, возникает возможность показать продолжительность времени, в продолжении которого они судятся, сидят. Я думаю, это можно будет показать, дав комнату надсмотрщика тюрьмы. Если мы семь раз покажем его жену, рассматривающую модный журнал с разными модами, то мы этими модами покажем течение времени с точки зрения постороннего незаинтересованного человека. Это несомненно дойдет до зрителя, потому что за границей при покупке картины — год выпуска картины всегда определяется по мужским модам.

Усилия рабочих спасти Сакко и Ванцетти приводят к тому, что появляется сообщение — милость губернатора. Губернатор решил допустить свидание Сакко с его женой и разрешил разговор. Один вопрос его в четыре слова и одно слово ее в ответ. Происходят газетные подготовки, пари по вопросу о том, что скажет этот человек, уже 5 лет сидящий в тюрьме. Газеты делают разные предположения, репортеры стоят около тюрьмы. Здесь можно использовать маленький рассказ А. Барбюса. Сакко спрашивает: «У власти ли еще в России рабочие?» Жена отвечает «Да», и свидание прерывается.

Ротационки ожидают срочных сообщений репортеров. Репортеры узнают, и начинается бег ротационок. Но на другой день все газеты выходят с белыми пропусками на месте этой сенсации. Ни одна газета не напечатала вопроса Сакко.

Идут демонстрации. Показать 12 часов, одновременно показывающих разное время. Показать 12 разных ландшафтов и показать 12 одинаковых демонстраций в защиту Сакко и Ванцетти.

В результате судьба их решается. Приговор дан — казнить, но происходит забастовка, нет тока. Устанавливается временно электрическая станция допотопного вида. Тюремщики сами являются «любителями-электротехниками», но сбегает палач.

Я думаю, что все-таки все должно кончаться казнью и боем с толпой, которая пытается прорваться к тюрьме. Должно мигнуть электричество, которое заменит момент самой казни.

Так как дело идет не только о судьбе двух людей, а о борьбе классов, то я думаю, что такой конец не будет создавать безысходного настроения.

Реально снятая лента должна включать в себе 50–60 % монтажных моментов из хроники, в частности из хроники технической, и от 40–50 % игровой.

О ленте фирмы «Метро-Голдвин-Майер» (Америка), показанной на советском фестивале.

Да здравствует советская кинематография!

Да здравствует революционное искусство, единственное, которое побеждает!

Да здравствует правда!

Да здравствует оружие, стреляющее в правильно поставленную цель!

Да здравствует история, которая перенаправляет выстрелы!

Я видел ленту Джека Конвея «Да здравствует Вилья!» [585]. И вспоминал «Октябрь» Эйзенштейна.

Самокатчик катился на помощь большевикам вместе с отрядом самокатчиков.

Это не самокатчик «Октября».

Это молодой трубач Панчо Вилья. Он падает и трубит перед смертью.

Президент останавливается перед большими дверями.

Он идет к ним, — так, как Керенский шел в «Октябре» по лестнице, стоит перед ними, как тот.

Тысячи людей двигаются, как у нас.

Да здравствует советская кинематография, ведущая кинематография мира, создающая кино у себя и перенаправляющая чужие выстрелы!

Театральные представления с движущимся зрительным залом, разговоры двоих у края кадра, который стал рампой, сменились быстрым бегом кинематографического, не связанного условностью сценической площадки, движением.

Лента хитра. В ней представляется президент Мадера на постаменте из Панчо Вилья.

Но лента Джека Конвея создана советским ветром, и Панчо скачет от наших границ, скачет для нас, скачет для всего мира.

Его не получат американцы в попутчики.