Рута Ванагайте - Свои. Путешествие с врагом

Эфраим: Вы словно пытаетесь любой ценой их оправдать или уменьшить их вину. Не хочу говорить о трагедии своей семьи, но думаю об Эфраиме, брате моего деда, ни в чем не повинном, чудесном, талантливом человеке, о его маленьких детях. Кем они могли бы стать? Сколько чудесных людей потеряли мы, потеряли вы – сколько они могли бы дать вашему государству?

Рута: Понятно, я думаю как литовка. Но я думаю и о том, что кто-то из тех почти неграмотных, запутавшихся, нетрезвых деревенских парней, может, быть, расстрелял какого-то будущего ученого, который нашел бы лекарство от рака и спас бы сестру этого парня… Но он нажал на спусковой крючок, а потом хватил еще водки.

Эфраим: Превосходно подмечено. Но так думает человек, которому не хочется признавать вину своих.

Рута: Я не могу принять всех обвинений, которые вы обрушиваете на головы моих соотечественников. Я раскрыла присланную вами книгу, свидетельства евреев из литовской провинции, – и меня едва не стошнило. На каждой странице ужасающие обвинения, обвиняют всех литовцев: литовцы грабили, насиловали, пытали, расстреливали, разбивали детям головы… Нигде не сказано, что это были бойцы батальонов или полицейские, просто литовцы. Книга пронизана ненавистью ко всему моему народу. Я бы хотела, чтобы во время этого путешествия с врагом и вы попытались бы понять, что бывают разные люди, разные судьбы, не одни только убийцы, равнодушные или спасители. Я и сама хочу увидеть более полную картину – это ведь мои люди, это история моей родины.

Эфраим: Послушайте, так ведь большинство литовцев и составляли равнодушные – не убийцы и не праведники. Совершенно очевидно, что вы своими аргументами стараетесь хотя бы отчасти оправдать убийц.

Рута: Нет, точно нет.

Эфраим: Вы в этом уверены?

Рута: Нет, не вполне.

Эфраим: Хорошо, что вы хотя бы честно это признаете. Но все равно стараетесь смягчить удар. Стараетесь, чтобы литовцам было легче примириться со своим прошлым. Но если вы хотите примириться с прошлым, вы должны принять его таким, каким оно было, а не приукрашенную, продезинфицированную его версию. Принять факты такими, какими они были. Это ваш долг перед собой, перед своей страной. Не передо мной. Я здесь не живу. Я поеду домой. И моя страна этого не делала.

Рута: Я знаю, почему вы ненавидите Литву. Потому что она вас отвергла. Вы приехали к нам в 1991 году, мы тогда только что завоевали независимость. И сюда вы приехали для того, чтобы сказать нам: вы убийцы. Вы приехали, чтобы испортить свадебный пир, испортить наш праздник. Вы должны были начать медленно и осторожно, издалека, шаг за шагом. Дать нам больше времени.

Эфраим: Как вы думаете, сколько времени должна была продолжаться эта свадьба?

Рута: Ммм… Может, лет двадцать. Может, десять. А потом пришло бы время похмелья. И это время уже пришло. Все немного затянулось, мы не сразу поняли, что веселая свадьба еще совсем не означает счастливого брака… И еще одна ваша ошибка. Вы взваливаете на нас слишком большой груз вины. Нам невероятно трудно признать, что мы, литовцы, сотрудничали с нацистами. Если бы это было единственное ваше обвинение, мы бы, может, и сказали: хорошо, может быть, мы посмотрим, поисследуем, как там было на самом деле. Но вы яростно нападали на нас, говоря, что мы начали убивать евреев задолго до появления нацистов. Это уж было слишком. И еще одна ваша ошибка. Вы приехали и попытались прикончить наших стариков – бывших преступников Казиса Гимжаускаса и Александра Лилейкиса, депортированных из США. Стариков, которым тогда уже было под девяносто…

Эфраим: Потому что они прикончили брата моего деда и его семью.

Рута: Но если вы прикончите брата моего деда, это не вернет к жизни брата вашего деда. Те два старика, которых вы старались дотащить до суда, были совсем дряхлыми. Лилейкис жил в Вильнюсе в соседнем доме, на улице Театро. Я несколько раз встречала его на улице. Выглядел жалко. Какой уж там суд… Вся Литва видела этих стариков по телевизору. Мы, литовцы, католики, глядя на разъяренного Зуроффа и на этих стариков, думали: ехал бы этот Зурофф туда, откуда приехал. Если эти старики и правда виновны, они попадут в ад, и очень скоро. Пусть Бог их судит, людям уже слишком поздно что-то делать.

Эфраим: Вы ничего и не делали. И не пытались. Пятнадцать военных преступников были депортированы и прибыли в Литву. Ни один не был осужден… Это очень плохое известие для всего мира. Если никто не был осужден, значит, и преступления не было. Евреи все выдумали, правда?

Рута: Почему вы всю свою энергию сосредоточили на преследовании двух стариков? Почему вы никогда не искали человека, который считается в Литве худшим из военных преступников? Я говорю о начальнике полиции Витаутасе Рейвитисе, по чьему приказу по всей Литве начали собирать евреев. Собирать для уничтожения. После войны Рейвитис эмигрировал в Шотландию, потом уехал в Америку и в 1988 году мирно скончался в Чикаго.

Эфраим: А вы знаете, когда я начал этим заниматься – охотиться за литовскими нацистскими преступниками? В 1991 году. Если Рейвитис умер в 1988-м, этим, наверное, объясняется, почему я его не искал. Но почему его не искали американцы? Это невероятно. Я шокирован. Не знал, что он жил в Америке. Все эти годы я делал все, что мог, чтобы найти военных преступников и добиться, чтобы их судили. Но я был один. Ни одно государство не ждало меня с распростертыми объятиями, готовое судить своих граждан, поскольку этого требует Зурофф. Кроме того, я всегда говорил, что прекрасно понимаю, как трудно Литве признать свою вину. Прошло пятьдесят лет, пока Франция признала свою вину. У Германии не было другого выбора. Но ради вашего собственного блага, ради блага ваших детей вы должны честно посмотреть прошлому в глаза. Чем скорее вы это сделаете, тем скорее заживет огромная рана Литвы.

Рута: Если Франция признала свою вину только через пятьдесят лет, так и Литве потребуется столько же.

Эфраим: Нет, Литве потребуется девяносто лет, потому что ваши преступления больше, а способность разделываться с проблемами слабее. Французы собрали своих евреев и отправили их за границу, чтобы там их убили. Убивали не они. В Литве евреев убивали сами литовцы. Ваши.

Рута: Наши, бедняги наши.

Эфраим: Можете рыдать до самого Судного дня, но факт остается фактом. Вы должны взглянуть правде в глаза. Вы, не я. Знаете, почему литовцы меня ненавидят? Потому что они знают, что я прав.

Рута: Так предоставьте мне убедиться в том, правы вы или нет. Предоставьте мне взглянуть правде в глаза. Сделаем это вместе. Отправимся в путешествие по Литве и посмотрим, что мы услышим от людей, которые помнят. Что мы увидим. Отправимся в путешествие с врагом. Бензин пополам. И еще. Я надеюсь, что мы не будем все время ссориться и путешествие не обернется кошмаром.