Рута Ванагайте - Свои. Путешествие с врагом

Эфраим: Все в Литве должны бы думать так, как теперь думаете вы…

Рута: Так и будет когда-нибудь, уже есть положительные сдвиги. Вот в лесу Пивония даже металлические столбы вокруг памятника, даже металлические цепи не украдены, как в Каварскасе.

Перед тем как мы садимся в машину, нахожу записи из Особого архива, открываю один протокол эксгумации, о котором постоянно думаю с самого начала этого путешествия и который знаю почти наизусть. Перечитываю его, но Эфраиму не перевожу. Зачем?

Останки в могилах погребены в два-три, местами в четыре слоя. В одной могиле трупы найдены скорчившимися, их конечности подтянуты к животу или к груди, а верхние конечности у большей части над лицом, над глазами или обхватывают детские трупы.

Едем по направлению к центру Укмерге. Думаю про убитых в лесу Пивония детях или подростках. Вспоминаю стихотворение Юстинаса Марцинкявичюса, которое декламировала в школе, – одно из моих любимых: “О, сколько эйнштейнов и галилеев шестнадцатилетними спят в земле!” Поэт писал о лесных братьях, не об убитых евреях. Возможно, это всего лишь совпадение – то, что он упомянул Эйнштейна, еврея. Всего лишь совпадение – то, что шестнадцатилетних евреев, будущих эйнштейнов, в 1941 году убивали литовцы, которые и сами были нисколько не старше. Не галилеи.

Останавливаемся в центре Укмерге. Заходим в городской музей. Спрашиваем про Холокост. Про лес Пивония. Вот, показывают нам, посвященный Холокосту стенд. Установленный на средства Международного альянса в память о Холокосте (по-английски – International Holocaust Remembrance Alliance , IHRA). Несколько фотографий и традиционный, обязательный текст, такой же, как и в музее в Швянчёнисе или в буклетах: евреи были схвачены, были увезены, были убиты. Кто их хватал? Кто убил? Какая разница? Ведь это было давно. И, в конце концов, разве это – история Укмерге?

Пытаемся найти площадь, которую город Укмерге недавно назвал именем партизана Юозаса Крикштапониса. Никто из местных не знает ни площади, ни памятника, ни Крикштапониса. Знают только то, что есть памятник, к которому каждый год приезжал Альфонсас Сваринскас [175] Альфонсас Сваринскас (1925–2014) – литовский католический священник, в советское время – политзаключенный. В декабре 1946 года впервые был арестован за связь с антисоветским подпольем, в 1948-м был осужден на 10 лет. В заключении в 1954 году был тайно рукоположен в сан священника. С 1958 по 1988 год еще дважды был арестован и приговорен к лишению свободы. В независимой Литве был главным капелланом вооруженных сил Литвы (1991–1995), позже – настоятелем в ряде церквей. Активно занимался увековечением памяти борцов за независимость Литвы. (Прим. пер.) . И правда, рядом с центральной улицей Витаутаса, по соседству с публичной библиотекой – громадный памятник с выбитым на нем барельефом, изображением героя. Крикштапонис знаменит тем, что был сыном сестры Антанаса Сметоны, и мало кому известно, что до того, как стать партизаном, он честно служил нацистам в батальоне Антанаса Импулявичюса. Участвовал во всех расправах, большей частью – в Белоруссии, был одним из руководителей совершавшихся там казней. По сведениям историков Литвы, батальон Импулявичюса убил там около пятнадцати тысяч евреев. Центр исследований геноцида и сопротивления жителей Литвы в 2014 году признал Юозаса Крикштапониса военным преступником. Памятник по-прежнему стоит. Только Сваринскас больше не приезжает, приезжают другие литовские патриоты.

Интересно, самоуправления Литвы, перед тем как принять решение, кому где ставить памятники и вешать мемориальные доски, чьими именами называть улицы, хотя бы спрашивают у историков, кем был каждый из тех героев до того, как начал свою героическую антисоветскую деятельность? Сколько людей убил?

Стоим рядом с громадным памятником палачу, и мне стыдно смотреть Зуроффу в глаза. Он тоже не смотрит мне в глаза, смотрит прямо на барельеф и твердит: “Дерьмо, дерьмо, дерьмо”. Лучше бы мы не нашли этот памятник, думаю я.

Эфраим: В краеведческом музее Укмерге, на третьем этаже, есть стенд, посвященный Холокосту. Этот стенд сооружен с помощью Международного альянса в память о Холокосте. Вот что там написано о Холокосте: “18–19 августа и 5 сентября 1941 года в лесу Пивония поблизости от Укмерге были убиты более 6354 человек”. Однако там не написано, кто их убил. Особенно меня разозлила такая подробность: установку этого отдельного стенда финансировал Альянс в память о Холокосте – то есть эта организация платит деньги за то, чтобы преступления в Литве были скрыты! Это происходит в городе, где жило больше восьми тысяч евреев…

Рута: Лучшим способом рассказать о Холокосте был бы не музейный стенд с несколькими абстрактными фразами, а знаки на всех местах, связанных с убийствами. На частном гараже или складе в Каварскасе, бывшей синагоге, куда согнали евреев Каварскаса. Рядом с поместьем Вайткушкиса, которое также приватизировано. Через десять лет никто не будет знать, что там произошло. Никто, к сожалению, и сейчас не знает…

По пути в Вильнюс мы посетили еще два позорных места. Скорее всего, здесь, у дороги на Желву [176] Местечко в Укмергском районе. (Прим. пер.) , в Антакальнисе II [177] Поселок в Укмергском районе. (Прим. пер.) , начальник тюрьмы Кузмицкас, который на суде жаловался на недостаток образования, вместе со своими соратниками повесил больше ста евреев. И почему они так себя утруждали и вешали, ведь обычно евреев расстреливали, как расстреляли и те десять тысяч человек в лесу Пивония. Место убийства не отмечено. Указателей нет. Там, где повесили этих евреев из Укмерге, был построен мясокомбинат. Теперь этот комбинат изготавливает что-то другое.

Едем дальше. Рядом с деревней Шешуоляй мы должны были найти еще одно не удостоенное памятника место убийства. Неизвестно, кто и когда там погиб, сколько их было. Заметив столбик с указателем, с трудом взбираемся на холм, продираясь через заросли, и вскоре нашим глазам открывается большая яма, заваленная ветками, хворостом и пнями. Видимо, здесь и лежат целыми семьями расстрелянные евреи из Шешуоляя.

Рута: Если никто не заботится о местах гибели евреев, о массовых захоронениях, значит, обществу адресуют очень простое сообщение: то, что здесь случилось, неважно. Гибель этих людей не имеет значения… Не имеет значения память о них, неважно, что они жили, и неважно, что мы их утратили. Привели евреев и повесили или расстреляли – ну и что? Была война. Кроме того, это давние времена, и это не наши люди. Не наши люди погибли, не наши люди убили. Разве нет других проблем, как сказала директриса музея в Швянчёнисе.