Рута Ванагайте - Свои. Путешествие с врагом

В октябре или сентябре 1941 года, точно не помню, мне вместе с другими членами отряда националистов Каварскаса один раз пришлось участвовать в массовом расстреле лиц еврейской национальности в лесу Пивония.

В тот день около десяти часов утра ко мне домой пришел Чюкшис Каролис и велел вместе с ним ехать в Укмерге. Он сказал мне, что по приказу начальника полиции я должен отправиться в Укмерге, чтобы охранять. Однако кого или что охранять, он мне не сказал.

Одевшись, я вместе с Чюкшисом Каролисом вышел из своей квартиры, которая в то время была в помещении школы. На дороге у школы я увидел подводы, на которых сидели члены отряда националистов Каварскаса. Сколько всего была подвод, сейчас не помню, а также не помню, кому они принадлежали и кто были возчики. Из Каварскаса нас ехало примерно 12 мужчин. Все были вооружены армейскими винтовками. Мне ружье тогда дал Чюкшис, который был старшим в группе. Я получил русский карабин. Карабин лежал в повозке, в которую меня посадили. Патроны были в обойме, т. е. карабин был заряжен боевыми патронами.

Выехав из Каварскаса примерно в 10.30, мы поехали прямо в поместье Вайткушкиса. Поместье было приблизительно в четырех или пяти километрах от Укмерге. Развалины дома и теперь стоят невдалеке от дороги, ведущей из Укмерге в Вильнюс. Приехав в поместье, мы остановились во дворе, и все вылезли из повозок. Было примерно час или два дня. В поместье мы застали около сотни вооруженных мужчин. Кроме нас, в гражданской одежде было больше половины всех вооруженных мужчин, которые находились в поместье Вайткушкиса. Немцы были одеты в зеленоватую форму. Полицейские были одеты в прежнюю форму полиции буржуазной Литвы.

Примерно час спустя после того, как мы приехали в поместье, неизвестные мне лица, вооруженные винтовками, пригнали из риги группу граждан еврейской национальности, среди которых были дети, женщины, мужчины и старики. Всего в группе могло быть около пятидесяти человек. Чюкшис велел нам всем, приехавшим из Каварскаса членам отряда националистов, забрать эту группу еврейской национальности во дворе поместья у тех, кто привел ее из помещения, и гнать по дорожке в сторону леса. Поначалу мы не сообразили, для чего мы должны гнать их в лес. Нам сказали, что их посылают куда-то на работу.

По ведущей через поле в сторону леса тропинке мы пригнали их на поляну, которая была приблизительно в сорока-пятидесяти метрах от опушки леса. Какого размера была поляна, теперь не помню. На поляне было несколько больших ям. Ямы были примерно одинаковые. Они могли быть около двадцати метров длиной, приблизительно два с половиной метра шириной и метра два глубиной. Края ям были пологими. Рядом с ямами мы нашли группу людей. Среди них было примерно двадцать немцев и полицейских в форме. Они со всех сторон окружили лесную поляну. Там было также примерно десять или пятнадцать вооруженных мужчин в гражданской одежде.

Когда мы пригнали их на поляну, Чюкшис Каролис велел всем гражданам еврейской национальности раздеться до нижнего белья. Когда они разделись, Чюкшис велел им сойти в яму. Одни сошли, а другие идти не хотели. Тогда Чюкшис и незнакомые мне вооруженные мужчины в гражданской одежде стали бить их деревянными палками и гнать в яму. Палки они выломали из растущих в лесу кустов.

Мы все стояли на краю ямы. На противоположном краю ямы стояли пять или шесть немцев с автоматами. Когда всех граждан еврейской национальности согнали в яму, им велели лечь один рядом с другим. Они легли как попало. Когда всех граждан еврейской национальности уложили в яму, нам всем велели выстроиться у края ямы в один ряд. Мы, все без исключения члены отряда националистов, приехавшие из Каварскаса, выстроились у края ямы. Выстроились на расстоянии примерно одного метра от края ямы. Когда мы выстроились, кто-то приказал нам зарядить ружья, что мы и сделали. Потом кто-то скомандовал по-литовски: “В яму – огонь!”

После команды “огонь” мы все выстрелили в яму. Я выстрелил только один раз, но куда попал, не видел. После этого выстрела у меня задрожали руки, и, увидев это, стоявший по другую сторону ямы немец прогнал меня от ямы. Один из них, говоривший по-литовски, велел мне отложить ружье в сторону и взять лопату. Лопаты были неподалеку от ямы. Наша группа расстреляла только самую первую группу граждан еврейской национальности. Расстреляв ее, мы заровняли яму лопатами и, забрав с собой оружие, вернулись в поместье и больше в тот день не стреляли.

Вопрос: Почему вы во время прошлого допроса не рассказали о массовых расстрелах советских граждан в лесу Пивония?

Раньше я не хотел признаваться, что участвовал в массовом расстреле советских граждан в лесу Пивония, потому что мне было стыдно [174] LYA, K-1, ap. 58, b. 47397/3, t. 3, p. 277–282. .

Каролис Чюкшис так и не был осужден советской госбезопасностью. Ему было чем откупиться?

В рапорте К. Ягера приведена статистика убийств в Укмерге:

5 сентября 1941 г.

4709 человек. Из них мужчин 1123, женщин 1849, детей 1737.

“Прошу, учитывая мою недостаточную образованность, назначить мне более мягкое наказание”.

Апелляция начальника тюрьмы в Укмерге Кузмицкаса. Кузмицкас по списку принимал евреев в тюрьму и по спискам выдавал их на расстрел. Он также участвовал в повешении 117 евреев в сарае рядом с поместьем и расстреле людей в лесу Пивония.

Эфраим: Лес Пивония… Здесь убиты 10 239 человек. Это сведения, которыми я располагаю. Всех их пригнали из Укмерге, Каварскаса и всех окрестных деревень и местечек. Самое страшное то, что это место невозможно найти. Мы стоим рядом с четырнадцатью огромными засыпанными могилами, там, где были четырнадцать ям. Боже, мы стоим на одной из могил, стоим на останках тысяч людей!

Рута: Уму непостижимо, что под нами – груды как попало сваленных тел, костей, черепов… Горы их, один слой на другом, метр за метром… Знаете, есть такой знаменитый польский психиатр Антон Кемпинский, прошедший через концентрационный лагерь Миранда-де-Эбро. Он писал, что выжившие в лагерях позже, вернувшись в нормальный мир, не могли присутствовать ни на каких похоронах. Их смех разбирал: столько суеты из-за одного умершего… Страшно сказать, но иногда я думаю о том, как после этого путешествия буду навещать могилы близких. Каждая могила – красивая, ухоженная, с памятником и именем… Буду пропалывать цветники, мыть памятники, зажигать свечки – все как обычно, но буду думать о других могилах, о десятках тысяч не своих близких, о сваленных под землей безымянных людях – с пробитыми черепами, с развороченными челюстями, с выдранными зубами… Обнимающих своих детей, которых заживо засыпали землей… И таких мест в Литве – двести двадцать семь… Как может быть, что земля Литвы больше не поднимается?