Рута Ванагайте - Свои. Путешествие с врагом

Рута: Власть не хочет слышать правды потому, что этого не хотят ее избиратели. Власть хочет остаться у власти. Это ее единственная цель. Если бы кто-то и взялся расследовать, свидетельствовать, никто бы на это особенно внимания не обратил. Центр исследования геноцида и сопротивления жителей Литвы составил список 2055 лиц, возможно, причастных к Холокосту, и отправил его правительству Литвы. Вы думаете, что-нибудь произошло? Ничего не произошло. Так что было бы, если бы бабушка из Линкмениса заговорила с телеэкрана о том, что отец ее соседа расстреливал евреев? Ну, расстреливал, и что, как сказал один литовский историк, которого я уже цитировала.

Эфраим: Но тогда наконец выяснилась бы правда.

Рута: И что с того? Какая от этого польза?

Эфраим: Огромная польза для Литвы, для вашего общества.

Рута: А что оно такое, это литовское общество? Я говорю с позиции той старушки.

Эфраим: Общество, в котором она живет, чье будущее ее заботит.

Рута: Но…

Эфраим: Я знаю, что вы мне сейчас скажете. Что та старушка живет в своем маленьком мирке, в маленькой убогой деревенской избушке без туалета и водопровода. Ее не заботит никакое общество. Общества для нее не существует. Все это очень печально.

В конце XIX века в Каварскасе жили 979 евреев (63,3 % всего населения местечка).

Каварскас – это дом моего деда, родной край моего отца. Дом на главной улице Укмергес все еще стоит. Во дворе должен быть колодец. Старый Ванагас, как мы и сейчас его называем в семье, черпал воду и упустил из рук ворот. Рядом с колодцем сидел его десятилетний сын Витукас, единственный брат моего отца. Вращаясь, ручка ворота ударила мальчика по голове. Витукас умер десять дней спустя, и все эти десять дней кричал от боли. Сестра отца Эмилия умерла, едва родившись. Перед самым началом войны умерла от чахотки и сестра Валерия, ей был двадцать один год. Всех остальных членов семьи Советы сослали в Сибирь. Сослали из-за моего деда.

На кладбище в Каварскасе похоронена вся моя родня. Кладбище ухоженное, на всех могилах посажены цветы, трава выполота. Я немного постояла у могил родни, хотя у меня на этот раз даже свечек для них нет. “Я впервые в жизни оказался на католическом кладбище”, – говорит Зурофф. Но наше путешествие – по другим могилам. По тем, которые ничем не отмечены, за которыми никто не присматривает. По безымянным.

На этом кладбище стоит и памятник моему деду Йонасу Ванагасу, хотя он умер где-то в Карлаге, лагере в Казахстане. Его дело в Литовском особом архиве невелико – один том в 96 страниц на двоих: дело моего деда и его соседа Балиса Шимке, арестованного Советами в тот же день, 20 января 1945 года. Оба они проходили по одному делу, и судили их вместе, и сидели они потом вместе. Вернувшись из лагеря, Шимке рассказал, что старый Ванагас в лагере прожил всего полгода, 16 февраля 1946 года он умер, замерз на лагерных нарах.

Свидетели по делу рассказывают, что Йонас Ванагас был богат – 50 гектаров земли, 6–8 коней, 14 коров, 16–18 овец, большой дом. Он был зол – советская власть отняла у него 20 гектаров земли и поделила между безземельными жителями Каварскаса. Он был довольно стар в начале войны – шестьдесят лет, так что вроде бы и не должен был вместе с молодыми повстанцами вооруженным шататься по Каварскасу.

Что в действительности сделал мой дед? Три свидетеля рассказывают одно и то же – он был человеком, которого немцы уважали, у него был браунинг, он был членом нацистской судебной комиссии. Эта комиссия в самом начале войны составила список десяти активистов, и активистов тогда же, в самом начале войны, расстреляли. Кто был в этом списке? Одни только евреи? В деле упоминается фамилия только одного из убитых – Яков Овчинников, секретарь комсомольской организации апилинки [172] Апилинка – административно-территориальная единица меньше района с собственным самоуправлением, аналог сельсовета. (Прим. пер.) .

На суде мой дед себя виновным не признал. Опираясь на показания трех свидетелей, его приговорили к пятнадцати годам лишения свободы. Дедушка, как там было на самом деле? Лгали те свидетели или нет? Мстили за что-то?

Мы уже в Каварскасе. Где места убийств – мы не знаем, они просто не отмечены. На центральной улице Каварскаса видим пожилого мужчину. Этот человек по имени Ромас работает завхозом в сенюнии (старостве) и знает все. Время у Ромаса есть, и он соглашается все показать. Спрашиваем, где была синагога, в которую по указанию начальника местной полиции Мажейки в августе 1941 года согнали всех евреев из окрестностей Каварскаса, пятьсот человек.

Синагога по-прежнему стоит в самом центре Каварскаса. Она приватизирована. В советское время здесь был магазин хозтоваров, теперь – склад и гаражи одного предприимчивого жителя Каварскаса. Никакого знака, указывающего на то, что здесь было до войны или во время войны, разумеется, нет. Мама предприимчивого жителя Каварскаса открывает для нас бывшую синагогу. Ходим среди какой-то рухляди и автомобильных деталей, поднимаемся на второй этаж синагоги. Как здесь уместились пятьсот человек, чем они дышали эти два дня, до того как их погнали в Укмерге на смерть? Молились ли они, верили ли – измученные жаждой, изголодавшиеся, запертые в смрадном помещении?

Спрашиваем Ромаса о месте гибели вблизи Каварскаса тех десяти еврейских активистов. Один вариант – рядом с тем местом, где хоронили неверующих, другой – в деревне Пумпучяй у реки Швянтойи. Скорее всего – там. Ромас едет с нами в деревню Пумпучяй, она совсем близко от Каварскаса, среди полей. Никакого знака, указания на место убийства нет. Дорожка заканчивается, дальше около километра вниз идем пешком. Тропинка едва различима, трава высокая, у реки – сплошной кустарник, даже и реки не видно. “Надо будет как-нибудь выкосить”, – говорит Ромас. Среди кустов – небольшой памятник. Кто-нибудь когда-нибудь приходит сюда? Вряд ли. В прошлом году была пара из Израиля, Ромас их и привел. Зурофф стоит молча. Вижу, как он смотрит на улитку, ползущую по памятнику. Убираю ее. Пока он читает кадиш, мы с Ромасом ждем поодаль. Молчим.

Потом мы все втроем поднимаемся в гору, обходим соседей, живущих в какой-нибудь сотне-другой метров отсюда. Одна изба, вторая – никто не знает, не помнит. Вот были бы живы Вебры, они бы точно знали… Да, их фамилия как свидетелей упоминается в делах об убийствах в Каварскасе. Но Вебров уже нет, нет и убийц. Только заросли, кустарник, наглухо загораживающий реку Швянтойи.

Протокол допроса осужденного в 1952 году Антанаса Гуденаса, свидетеля по делу. Гуденас упомянут в деле моего деда среди белоповязочников. За пребывание в отряде и инкриминируемые ему преступления Гуденас был осужден на 25 лет и увезен в лагерь в Мордовии. В 1963 году его под конвоем доставили из Мордовии в Вильнюс, чтобы он выступил свидетелем по уголовному делу командира отряда белоповязочников Каварскаса Каролиса Чюкшиса.