Литературная Газета - Литературная Газета, 6628 (№ 03-04/2018)

С картиной дело обстояло непросто. Советское правительство вовсе не хотело его снимать. Особенно отвечавший за идеологию Суслов, прекрасно понимавший «тяжесть текущего момента». То, что приветствовалось в первую половину XX века, к 1970-м годам стало угрожающим. Вдруг люди соблазнятся героическим и трагическим примером? Ведь, когда писались книги Эйдельмана, мало кто из читателей думал, что речь лишь о XIX веке – в завуалированной форме разговор шёл о советской реальности тех лет.

Мотыль поместил в финальных кадрах тюремный забор, а не широкую ясную дорогу, которую пройдут русские революционеры, начиная с «дворянских». Это очень болезненный намёк. Люди старшего поколения его поймут, если вспомнят слова Высоцкого из «Баллады о детстве»: «Прошёл он коридорчиком и кончил стенкой, кажется». А молодым всё надо объяснять: и что такое «коридор», и что такое «стенка». Но сама ситуация, когда общество заговорило тюремным жаргоном, многое говорит о режиме.

У «Звезды пленительного счастья» было ещё одно несовпадение с общепринятым каноном. Это образ Николая I, которого играл Василий Ливанов. Такой император – мощное послание. Оно стало возможным, благодаря тому, что Марич до конца не справилась с материалом и открыла в тексте нужную лазейку. Её за это в переписке ругал академик Тарле. Он требовал, чтобы Николай был «палач холодный», а у Марич он слишком много «кипятился», нервничал (как и было на самом деле). Писательница почитала доступные документы, написанные Николаем I, и… персонаж посыпался. Тарле имел все причины для недовольства: император – пусть злой и плохой, настоящий реакционер – но всё-таки не такой, как надо, как учили.

– Одно из знаковых произведений советского времени о декабристах – роман Булата Окуджавы о Пестеле «Глоток свободы». Что можете сказать о нём, как историк и заинтересованный читатель?

– Забавная у нас интеллигенция: тянет её на диктаторов. А когда диктатура наступает, начинаются жалобы: мол, тяжко, жить нельзя. Как будто перед этим те же люди не призывали «новый порядок». «Пестель» и «свобода» – слова-антонимы. Так же, как «Пестель» и «жалость», «Пестель» и «честность», «Пестель» и «дружба». Такой тип личности нередок во времена революций: ничего для себя, никакого сострадания жертвам.

Я могу только предупредить: не соблазняйтесь, ведь автор талантлив. Как талантливы его песни, в том числе «Кавалергарда век недолог…» из знаменитого фильма. А красивая художественная строка изгоняет из головы сомнения, ей хочется верить. Но надо поверить источникам, рисующим Пестеля вором, причём потомственным. Надо поверить письмам его матери, где она просит сына не отказываться от Бога. Словом, побольше трезвости, поменьше «комиссаров в пыльных шлемах», тогда проще разобраться, где свобода, а где праздник непослушания.

– Показалось, что в фильме «Дело декабристов» авторы, если так можно выразиться, целиком на стороне монархии, не только применительно к Николаю I, но и к системе в целом. Так ли это? Не слишком ли идиллический взгляд на Николая I представлен зрителю?

– А фильмы и книги целиком на стороне мятежников вас не смущают? Где же знаменитый вольтеровский принцип: «Я ненавижу то, что вы говорите, но я готов отдать жизнь за то, чтобы вы имели право это сказать»? Шучу.

В 80-е годы прошлого столетия у отечественных диссидентов был лозунг: «Уважайте свою собственную конституцию», обращённый к властям. Ведь свободы, провозглашённые на бумаге, не реализовывались. В современной России нет идеологии. Не стоит и навязывать её явочным порядком, распространяя на всё общество взгляды, «принятые» среди «приличных» людей. В другом кругу они могут оказаться «не принятыми», а тех, кто их исповедует, не назовут порядочными.

Монархия в России существовала тысячу лет. Не 70, как советский режим. И не четверть века, как демократия. К ней надо присмотреться повнимательнее. Например, законов, причём соблюдаемых, у монархии было целое ПСЗ (Полное собрание законов Российской империи), по этим законам подданный имел больше прав, чем современный гражданин, – вы могли, как дед Мазай, ходить с ружьишком на охоту и нигде его не регистрировать, с вас никто бы не потребовал визы при выезде за рубеж, а уж сколько маяты с регистрацией своего бизнеса, да-да, её тоже не было – никому бы и в голову не пришло затевать такую волокиту. Действительно, вы не имели права избирать главу государства. А вы честно-честно знаете, как этим правом воспользоваться, чтобы не нанести вред своим близким и имуществу? Боюсь, как раз наоборот.

Монархия – это покой, стабильность и защищённость. Именно эти ценности сейчас востребованы обществом. Однако они сначала возникают в голове и душе, а уже потом приходят в жизнь. Булгаков в статье «Грядущая перспектива» писал, обращаясь к потомкам: «Платите, платите честно и вечно помните социальную революцию». Вот мы и платим.

Что до царствования Николая I, то «большое видится на расстоянье». Сейчас предпринимаются солидные усилия, чтобы познакомить читающую публику с документацией этого времени. Картина для нашего соотечественника ошеломляющая. И.Л. Солоневич писал, что Николай I за свою деятельность должен был бы называться великим, но прозван Палкиным. Такова цена пропаганды. Мы показали другую правду. Неужели кто-то думал, что она навсегда останется достоянием кабинетных учёных и её будут сообщать друг другу на ухо?

– Показывая участников заговора, в вашем фильме как будто намеренно представляют факты, разрушающие романтический миф о декабристах. Кажется, что по отношению к ним авторы не испытывают никакого сочувствия. Так ли это?

– Сочувствовать, не значит одобрять. Трудно романтизировать тех, кто без нажима, без пыток сдавал своих товарищей, оговаривал невиновных. Задайтесь вопросом, почему нам ставят в пример тех, кто, бесконечно говоря о крепостном праве, не позаботился освободить собственных крепостных? Закон-то позволял. Значит, дело было не в крестьянах, а во власти. Но и ею надо уметь пользоваться. Если декабристы не смогли даже захватить власть в период междуцарствия – наиболее удобный – то как они собирались управлять государством?

Жалко повешенных? А как с теми людьми, которые должны были погибнуть во время кровавой смуты? Их было бы не пятеро. События начала XX века учат, что и пятью тысячами дело бы не обошлось. И пятьюдесятью тысячами не обошлось. Есть история о том, как к Серафиму Саровскому приехал знатный заговорщик просить благословения на мятеж. Старик, жалевший даже разбойников, которые его избили и ограбили, к каждому приходившему обращавшийся: «Радость моя», тут вдруг рассердился и прогнал посетителя. А когда его спросили о причине гнева, накрыл ладонью ключ на поляне, и вместо воды тот забил кровью… Притча, надеюсь, понятна тем, чьи недалёкие предки видели кровавые реки.