Илья Земцов - Частная жизнь советской элиты

Такие дома — последний крик советской моды. Они есть в каждом более или менее значительном городе: в Москве на проспекте Мира, в Ленинграде на улице Ленина, в Киеве на Крещатике, в Баку в Лермонтовском переулке… Внутреннее убранство таких квартир солидно и достойно: стены обиты деревом, увешаны дорогими картинами и гобеленами, полы из цветного паркета, бронзовые люстры, серебро, антикварные статуи. Самое подходящее слово для этих квартир — дорогие. Денег здесь не считают. Таков стиль коммунистического класса.

От случая к случаю их обитателям, вероятно, приходят в голову какие-либо коммунистические заповеди, с которыми они выступают перед своими подчиненными и которые они, собственно говоря, должны были бы претворять в жизнь. Например, такое высказывание Энгельса: "Частная собственность должна быть отменена, все имущество должно быть обобществлено". Но логически (в соответствии с логикой правителей России) можно объяснить, к чему такая роскошь и изысканность. Властвующей элите в общественных местах бывать не пристало: не к лицу ей смешиваться со случайными людьми, да и служивый народ замучает просьбами и жалобами. Так что не имей они, властители России, подобных квартир, вести им монашеский образ жизни. А так есть где достойно принять гостей. И никого постороннего. Званые обеды, солидные и чопорные, устраиваются, как правило, на 10–12 персон: все тут важные персоны — разночинцев не зовут. Если приглашает ответственный сотрудник ЦК, то присутствуют министры, генералы, придающие встрече известную торжественность и респектабельность. Возможны также ученые, но только признанные и лауреаты. Богему — артистов, художников, писателей —־ в дом не зовут: может воспользоваться гостеприимством и где не следует бросить эпиграмму, пустить иронический слушок, обронить нежелательное замечание. И тогда — подорван престиж. А так дистанция прочно гарантирует поклонение и раболепие. Иное дело, если это не званый обед, а вечер отдыха — там возможны служители муз. Но тогда их устраивают не в официальных резиденциях, а на загородных дачах без жен и детей. Там партократ не прочь напиться, сбросив груз тяжелых государственных забот. Здесь пользуется уважением пение и допускаются смелые песни "а ля Окуджава и Высоцкий".

Стремление и тяготение коммунистического класса к богатству и роскоши имеет еще одно, может быть, самое важное значение. В накопительстве советские элиты видят важнейшее средство сохранения себя как класса.

Особенность советской партократии как класса в том, что она (пока) не может юридически передать свою власть и привилегии потомству — таковы ограничения, налагаемые на нее коммунистической идеологией, такова плата за стремление закамуфлировать в ней — в идеологии — эгоистические стремления и корыстную политику новых господ советской России. Выход видится коммунистическому классу в миграции их детей в учебные заведения, способные обеспечить им социальный статус в обществе, не будучи связанным с политической коньюнктурой. Следующий шаг-внедрение в науку: получение научных степеней и званий, которые гарантируют советскому человеку высокое социальное положение. Тем самым привилегии отрываются от характера исполняемой работы и становятся неотъемлемой частью личности: член-корреспондент академии пожизненно получает 350 рублей в месяц, действительный член — 500 рублей. В распоряжении академиков имеются дачи, закрытые магазины, машины по вызову… И в этом коренное отличие академика от партократа: его благополучие не столь блистательно, но зато надежно. А надежность — это самый желанный идеал советского руководителя, измотанного в интригах, зависимого от начальства.

Алексей Аджубей — зять Никиты Хрущева — с падением тестя утратил свои позиции, ибо его могущество основывалось только на высоком месте в структуре советской иерархии. Он, наивный, по-видимому, не знал, что ничего не вечно в советской системе власти, и не удосужился подумать о месте в Академии. Зять Алексея Косыгина — Джермен Гвишиани — оказался дальновиднее: он протолкнул себя в Академию Наук и теперь спокойно смотрит в будущее. То же сделали (или для них сделали отцы) дети советских сатрапов рангом пониже: сын хозяина украинской компартии Петра Шелеста проскочил в Академию Наук в самый последний момент — в канун падения его отца, в академиках вот уже несколько лет пребывает и сын Андрея Громыко.

Академический титул никого не избавляет от невежества, но гарантирует спокойную сытую жизнь.

Следующий шаг в динамике увековечивания привилегий: превращение пожизненных прав в наследственные. И если по наследству не передается место в партийной иерархии — оно даже не является пожизненным, — если нельзя завещать потомству звание академика — оно пожизненное достояние, то имущество, ценности безличны и передаются от отца через детей к внукам.

Отсюда — от имущества, ценностей и накопленных денег — начинается в СССР обратное движение индивида к власти. Деньги обеспечивают поступление в институт, на них же покупаются престижные должности, обеспечивающие высокий статус в обществе. А статус в свою очередь содержит в себе возможности накопления капитала — и так замыкается социальный круг. Коммунистический класс вырывается из ограничений, налагаемых на него идеологией, — в капитале он нашел универсальное средство увековечивания привилегий, влияния и власти. Он стал в полном смысле слова классом, господствующим, объединившим в себе монополию собственности, монополию власти и монополию увековечивания власти. Его внутреннее социальное движение стало движением по кругу: социальный статус — капитал — социальный статус.

Была решена и важная для господствующего класса проблема его аристократизации: сохранение его однородности достигается через межэлитарные браки — спирали власти являются и брачными биржами. Дочь Сталина вышла замуж за сына Секретаря ЦК Жданова, дочь премьера Косыгина — за сына генерала КГБ Гвишиани, сын академика Семенова женился на дочери академика Харитонова и т. д. Так создается живой барьер против проникновения чужеродных элементов в коммунистический класс. Тем самым замыкаются барьеры советских элит: от закрытых заграничных поездок до закрытых вилл, от закрытых спецшкол к закрытым институтам, от закрытого образа жизни к закрытым бракам…

Сказанное нами должно убедить, что коммунистический класс, властвующий класс советского общества, живет легко, вольготно и пресыщенно. Так оно и есть. Мысль о том, что, достигнув социальных вершин, он найдет печальную пустоту, мысль о том, что он, обвернувшись черным капиталом, не будет знать, на что его потратить, мысль, что успех и преуспевание — проходящи, а за ними возможна расплата, мысль о грустном уделе человеческого тщеславия — эти мысли ему недоступны.