Илья Кормильцев - Non-fiction

ДТ:Ну а как вашему издательству с его действительно, мягко говоря, необычным репертуаром — от черного мага Алистера Кроули до кумира леваков Субкоманданте Маркоса — живется в нашем подверженном указанной патологии обществе?

ИК:К счастью, пока далеко не все наше общество охвачено этим недугом. Есть немало людей, которым интересно знакомиться с отличными от общепринятых взглядами, которым интересны всякие странности, маргинальные, эзотерические вещи. И они имеют законное право получать подобную информацию, как и любую другую. Нельзя сказать, что мы подвергаемся каким-то целенаправленным гонениям. Конечно, столкновения с властью у нас были: и судебные дела, и прокурорские проверки на предмет экстремизма издаваемых нами книг. Но вряд ли проблем у нас существенно больше, чем у какого-нибудь ларечника, который пирожками торгует. Просто поводы разные. В обществе, в котором мы с вами живем, вообще никто не застрахован от столкновений с властью. Она у нас никак не может войти в отведенное ей русло. Государство Российское имеет склонность вмешиваться в то, что его вообще никоим образом не касается. Но наша основная проблема в том, что в самом обществе чрезвычайно распространено тоталитарное сознание, которое отторгает любую информацию, которая опровергает примитивизированную, самооправдательную картину мира. У нас очень многие люди просто не хотят знать…

Поэтому порой не то, чтобы власть запрещает нам что-то издавать, нет, торговцы сами отказываются распространять некоторые книги. Хотя ничего в них нет ужасного даже по самым пристрастным стандартам демократического общества. Мы, конечно, иногда этим восприятием пользуемся в провокативных целях. Но возможно это только у нас. В Европе ничего из ряда вон выходящего в нашей продукции не обнаружили бы. Кстати, у венерологов термин «провокация» применяется в ситуации, когда больному впрыскивают некое вещество, на которое организм отреагирует, только если болезнь не до конца вылечена. Вот и наша функция примерно такая. И если говорить возвышенно, то, когда наши книги не будут вызывать ни у кого вопросов, это будет означать, что общество избавилось от своих психопатологий. Пока, правда, на мой взгляд, как раз наблюдается обострение.

ДТ:Вы даете слово маргиналам всех направлений и окрасок. А сами вы кто по политическим воззрениям?

ИК:А у нас сейчас любой человек, исповедующий хоть какую-то идеологию, — маргинал. В стране господствует абсолютно безыдейный тоталитаризм. До сих пор с такой системой можно было столкнуться только в футурологических романах. А мои взгляды можно охарактеризовать как анархо-либерализм. В духе наиболее либерального крыла отцов-основателей Соединенных Штатов. Мои идеалы — Джефферсон, Торо. При этом моих убеждений не разделяет никто из членов нашего редакционного совета. У нас есть и левые, и эдакие футурологические киберлибералы, и правые радикалы. Все мы оказались на одном плоту в обществе торжествующего животного сознания.

ДТ:Это ваше мировоззрение сформировалось еще в период «Наутилуса»?

ИК:Да, а может быть, даже и раньше.

ДТ:И, к примеру, текст песни «Скованные одной цепью» тоже появился под влиянием этой идеологии?

ИК:Ну, если можно говорить об идеологической заряженности поэтических текстов… Они ведь не результат рациональной рефлексии, а плод откровения. Но если говорить о настроении, в котором они возникли, то да.

ДТ:А как бы вы прокомментировали полную безыдейность сегодняшней рок-среды?

ИК:Рокеры, кумиры прошлого исчерпали свое историческое предназначение. Просто доживают свой век…

ДТ:Но они тем не менее иной раз продолжают играть в околополитические игры. В Кремль вот не так давно ходили…

ИК:Ну, у них был чисто финансовый интерес. Раньше они так же ходили в какую-нибудь корпорацию за деньгами. Это идеологический шаг скорее со стороны администрации президента, а уж никак не рокеров. Заметьте, что людей, которые исповедуют какую-никакую идеологию (тех же Кинчева и Шевчука), там не было. В Кремль пришли просто артисты в расчете на очередную халяву. Они и в прежнюю администрацию ходили, но тогда это возмущения не вызывало. Возможно, потому что раньше на идеологическом поле было несколько игроков. А то, что сейчас этот жест рассматривается иначе, говорит о радикальном изменении социально-политической ситуации.

ДТ:А почему, на ваш взгляд, сегодня среди молодых групп нет ни одной по-настоящему культовой, нет среди них, что называется, властителей дум?

ИК:Потому что форма, которой они пользуются, уже устарела. Ну, допустим, я намерен вести борьбу против действующей власти. Беру манифест эсеров начала прошлого века, перепечатываю его слово в слово и начинаю распространять. Этот жест будет забавен, но не более того. Резонанса он не вызовет. Нужен принципиально иной язык, иные аргументы. Так же обстоит дело и с рок-н-роллом. В 1980-е он играл протестную роль в совершенно конкретном социально-политическом поле позднего Советского Союза. Хотя, замечу, импульсы, питавшие этот протест, были направлены вовсе не против того, для разрушения чего в итоге он был использован. Но так или иначе этот протестный заряд был отстрелян. А в Писании сказано: «Не наливают новое вино в старые мехи». Молодые люди, которые берут сейчас в руки электрогитары, занимаются именно этим. Но протест в каждую новую эпоху должен выражаться своими специфическими средствами.

ДТ:То есть рок-н-ролл сегодня принципиально ничем не отличается от эстрады, от попсы?

ИК:Абсолютно не отличается. Поэтому критики и не могут определить, в какой разряд вписывать многие ныне популярные группы. Тех же «Зверей», например. Да потом и в плане выразительных средств все, что было специфической принадлежностью рока, давным-давно используется эстрадой.

ДТ:А кто из отечественных политиков или идеологов вам близок?

ИК:Единственный из протестных мыслителей, кто, на мой взгляд, сейчас порой адекватно формулирует проблемы, — это Лимонов. Но эти формулировки присутствуют главным образом в его литературных и философских трудах, на конкретную деятельность нацболов они почему-то не влияют. Они ведь взяли на себя миссию защищать обездоленных. Но понимают этот термин не адекватно сегодняшней ситуации. Сейчас на первый план выходит духовная, а не материальная обездоленность. Ужасно, когда у стариков отнимают деньги. Но, на мой взгляд, страшнее, когда у молодежи отнимают будущее. Ведь человечество идет к космическому дефолту — к неспособности отвечать на все новые угрозы, которые будут возникать по мере развития технологий. Общество, не имеющее в себе никакого сверхбиологического потенциала, не способно им противостоять.