Илья Кормильцев - Non-fiction

Человек сам по себе интересный и экстравагантный, насколько это возможно для владельца консорциума и директора одной из крупнейших типографий, по натуре тоже бунтарь, оппозиционер, он страстно захотел этим заниматься. Сказал, что это ужасно интересно. И его не смутили книжки, которые мы собираемся издавать. Это, наоборот, здорово! И если из-за них кого-то будут арестовывать, привлекать — тем лучше…

В общем, согласился инвестировать это предприятие. Так летом 2002 года было создано издательство «Ультра. Культура». И вышла первая книга, Лимонова, тюремные дневники (он тогда сидел).

ЛМ:Ваше издательство периодически выбрасывает на российский рынок весьма скандальную литературу на «злобу дня». Есть ли у вас какая-нибудь любимая тематика?

ИК:Мы все время в движении, мы все время покидаем зоны, которые нас перестают интересовать.

Как Лимонов, которого мы печатали, пока он сидел в тюрьме. Как только он освободился из заключения, мое отношение к нему ничуть не изменилось (и уважение, и прочее), но как лидер партии, не угнетаемый и на свободе, он нас мало интересует, потому что он включен в существующую социальную систему. Он уже не есть «за пределами», мученик, и он вправе выбирать. А пока он сидел, ведь никто другой, кроме нас, не соглашался его напечатать, ни одно издательство, в ужасе, в страхе, что к ним придут, скрутят. Совки — очень трусливые люди…

Мы напечатали, пока Лимонов был в тюрьме, его пять книг, продали их общим тиражом около 100 тысяч экземпляров. И все живы, никто не арестован.

ЛМ:Несколько слов о «Скинах».

ИК:Пришел молодой человек характерной наружности, мрачный, неразговорчивый, коротко стриженный. В черных ботинках с белыми шнурками. Сказал: «Я вот книжку написал». Хлобыстнул грязной папкой с пачкой листков, распечатанных на разных компьютерах разными шрифтами, и удалился.

Мы начали читать, поняли, что это очень интересно, потому что написано человеком «изнутри». Практически, не отрефлексировано, и, в общем, достаточно талантливо. Книга, конечно, претерпела большие изменения, потому что у автора не было опыта. Просто сокращена в четыре раза, то есть исключены однотипные эпизоды — однотипно выбитые зубы. Но ни одного слова не дописано, и ничего не изменено. Автор писал, как он думал. И это реальный собственный нестеровский текст. Редактор работал только для того, чтобы текст не был бесконечно огромным, как Илиада такая скиновская, чтобы оставить только самый сок и самую суть того, что автор хотел сказать.

Нам эта книга очень понравилась, несмотря на то, что наше издательство все-таки интернациональное и космополитическое, а не националистическое. И хотя мы — люди разных политических убеждений, но правых националистов как-то в издательстве не наблюдается. Но мы поняли, что книга очень нужная.

Ну, ходят там какие-то скины, но кто это, какая социальная среда, какое внутреннее самосознание, менталитет, какие традиции — об этом можно прочитать только в желтой прессе. Причем все журналистами переврано. А роман — физиологический документ, из которого сразу понятно, как туда попадают, чья вина (или наоборот, чья заслуга), если вы — скин. Тогда мы еще не знали Емелина, он гораздо короче все это в своих стихах излагает, чем Нестеров в романе, в 10–12 строчках, но мы понимали, что речь идет о мести, реальной мести. О ткани, которую безумный русский беспощадный и бестолковый неолиберализм вырастил сам в себе.

Жадность и беспардонность наших либералов-скоробогатеев, естественно, не могла не вызвать этот националистический откат. Они сами себе соорудили убийц за спиной, при поддержке которых официальный режим, смягчив не совсем приемлемые для международного рынка какие-то формулировки, может опереться на серьезную националистическую базу. Что и произошло, потому что народ, конкретно, беспардонно и очень пошло обворованный, обижен. И как это преломляется в сознании подростков из спальных районов?

В романе есть и очень смешные страницы. Книга не столько трагична, а, на самом деле, трагикомична. Парни сидят и обсуждают: куда идти бить азеров понятно, всем известно, где они собираются, вьетнамцы — тоже известно, надо только с ментами на рынке договориться. Но вот еще есть евреи и педерасты, а где же они собираются? Как можно отыскать эти две категории врагов, сидя в московском спальном районе Бутово? Вот узнать бы, где они группируются, эти главные враги?

Книга, по-своему, очень честная. Нестеров сейчас для нас подготовил новую книгу, где он уже не автор, а составитель. Новое издание, я думаю, вызовет еще больший скандал и очень сложные отношения многих из нас со многими из наших знакомых. Оно называется «Правый марш» и представляет антологию правой националистической русской поэзии с начала 20 века до фашистского зарубежного русского подполья и современных скинов-ультра-националистов.

ЛМ:Тема не слишком традиционная в России в течение последних лет семидесяти. Вас не смущает отрицательный общественный резонанс?

ИК:Мы эту тему будем развивать до тех пор, пока существуют правые националисты, потому что дискурс должен быть услышан в чистой форме, не отрефлексированной и не отманипулированной властью через медиа. Люди их должны видеть такими, какие они есть, во всей наготе и неприглядности. И самостоятельно думать, что с этим делать, понимая, что при всем заблуждении этих молодых людей идеологические и метафизические корни их боли совершенно натуральные. И почувствовать ответственность за то, что они существуют среди нас, и за то, что они угрожают многим из нас, например, приехавшим в Россию людям другой расовой принадлежности. Что они реально убивают людей, что угроза, исходящая от них — это угроза, исходящая от тех же хозяев мира, не оппозиция им, а их творение, другая их рука. Вот одна рука там, в Страсбурге, балаболит со сцены, а другая рука железной заточкой каких-нибудь азербайджанцев бьет на окраине. А кукловод один и тот же, и там, и здесь…

ЛМ:Какое место отводится исламской тематике в «Ультра. Культуре»?

ИК:Исламская тема неизбежна. В силу событий в современном мире она попала в разряд тем, которые выбрасываются за пределы цивилизованного дискурса, по крайней мере, в определенных своих формах. Такой ислам, который соответствует формулировке: «нужны такие гоголи, чтобы нас не трогали, и такие щедрины, чтобы были нам верны», — такой культурный евроислам допустим, а какой-то другой ислам не допустим. Часть исламской мысли оказалась в полузапретном положении в настоящий момент.