Илья Кормильцев - Non-fiction

ВП:А не кажется ли вам, что Проханов идет в мейнстриме того же Лукьяненко с его «Дозорами»?

ИК:Нет, мы еще раз оговорим: мейнстрим — определение дискурсивное, а не коммерческое. Андеграундный текст вовсе не означает книгу, изданную тиражом в тысячу экземпляров на плохой бумаге. Для центра общества, для центра дискурса — роман Проханова все равно будет неприемлем. Потому что в этом романе он покушается на самое святое, на элитарность элиты.

ВП:Но элите как раз с нетерпением захочется узнать, что же он о ней такого гадкого написал?

ИК:Разумеется, но дискурс от этого не поменяется. Собственно, каждый человек, который говорит, что я вот такой хороший, на самом деле с большим интересом читает о себе разоблачения и памфлеты. Но он не перестает после этого говорить, что я такой вот хороший, наоборот, о своих добродетелях он станет говорить еще громче. Несмотря на нападки клеветников, которые пытаются представить его таким бякой, саморефлексии не происходит. Поэтому этот роман не станет мейнстримом. Мейнстрим — это другое. Вот Лукьяненко — мейнстрим, поскольку он отражает господствующий дискурс. Хотя романов Лукьяненко я не читал, но могу судить по кино. «Ночной дозор» — это еще кино ни о чем, какой-то мистический триллер. В вот «Дневной дозор» — это уже идеологическое произведение, где совершенно четко сказано, что пятнадцать лет нашей жизни надо обнулить. Что это время было не тем, а потому надо их обнулить и все начать с того дня, когда герой идет к ведьме. Здесь начинается очень мейнстримовое идеологическое повествование. Такое вот «культовое кино» с воспеванием застоя и его идеологией!

ВП:А в романе Проханова воспевание чего?

ИК:У Проханова — воспевание метафизической революции. Этот роман мне очень нравится и дорог, хотя с некоторыми основными позициями Проханова я категорически не согласен. Но для меня интерес представляет не то согласие, к которому готов автор, а выход на этот разговор. Неожиданно для Проханова в этом романе очень большое место посвящено научной фантастике. Хотя элементы фантастики были и в его прежних романах, начиная с «Гексогена» и «Последнего солдата империи», здесь на передний план очень сильно выдвинут научно-фантастический дискурс. Александр Андреевич в первую очередь конструктор, а потом уже писатель. У него очень технократический подход ко многим сферам жизни, а тут он поднимает разговор вокруг биотехнологий. Получается, что вся нынешняя актуальная проблематика: цены на нефть, арабоизраильский конфликт, социальная справедливость в России и прочие вопросы — это ничто по сравнению с тем, что намечается, что грядет. И об этом роман. Хотя в нем сохраняются какие-то традиционные для Проханова моменты — своеобразного христианского почвенничества, но в целом это очень футуристическое произведение.

ВП:На что сейчас направлен ваш издательский нюх?

ИК:Мой издательский нюх чует, что настало время политических проектов. Сейчас самым интересным направлением становится футуро-политическая литература, которая исследует ту ситуацию, в которой находится наша страна, предлагает какие-то проекты будущего для России. Это самая интересная тема, потому что сейчас всем становится очевиден определенный тупик исторического развития, к которому мы подошли. Он очевиден, как людям, которые находятся в политической оппозиции, так и подавляющему большинству, и все ищут какие-то способы выхода из него. Кто-то революционные, кто-то эволюционные, кто-то консервационные — неважно… Проекты России становятся сейчас самыми востребованными. По мере приближения 2008 года они становятся самым востребованным товаром.

ВП:Я обратил внимание на двух последних книжных выставках на появление издательства «Европа». Мне кажется, они выполняют некий политический заказ определенного архитектурного сооружения в центре столицы, если можно это так назвать. Откуда там веет ветер, понятно. А вот вы на что ориентируетесь, какие книги издаете? Противоположного содержания, но тоже о проблемах власти, или же это нечто совершенно иное?

ИК:Мы пока еще ничего не издаем, мы только примеряемся к этой теме. В принципе любые проекты принимаются, Главное, чтобы они были увлекательно написаны и интересны. А так мы готовы рассматривать все предложения от крайне правых до крайне левых, даже до совершенно фантасмогорических. Сейчас это не имеет значения. Сама проблема заключается в том, что мы очень долго жили в эпоху, когда негласно было принято, что действующий проект, по которому мы идем — это мейнстримовый проект, а все остальные проекты — это определенная деструктивная оппозиция, которая возвращает политический дискурс к статусу до 2000 года. Проще говоря, все остальное — это лай «лузеров». Сейчас, в 2006 году это уже так не выглядит. Потому что сейчас все, даже конкретные политические «лузеры» начинают переводить свои идеи именно в план будущего, а не в план «давайте вернемся обратно…»

ВП:Под политическими «лузерами» вы подразумеваете политиков, проигравших имевшиеся у них ранее ставки и жаждущих ныне некоего реванша?

ИК:Политическими «лузерами» я считаю тех, кто не включен в нынешний официальный «дубовый» дискурс, которые, условно говоря, не являются «спичрайтерами» Путина. Они выглядели как политические «лузеры», пока консенсусно существовал мощный путинский проект. Сейчас этот проект полностью издох. Причем, издох не на уровне оппозиции, не потому что оппозиция так считает. Он издох на уровне самого себя. Имеются в виду не конкретные персонажи, а то, как он был сформулирован. Видно, что кроме пустой болтовни и вранья ничего уже не осталось от этого проекта. И это очевидно всем и в первую очередь это очевидно тем, кто ближе к Кремлю. Поэтому я думаю, что книги Павловского, выходящие под маркой издательства «Европа», это попытки предложить какое-то его развитие, как-то сдвинуть его с мертвой точки застоя. Никто не верит в официальный дискурс, включая тех, кто его заказывал. При этом по внешним политическим показателям общество достаточно спокойно. Никто не выходит каждый день на демонстрации, никто не голосует до утра в парламенте. На лицо все внешние признаки застоя, но что это означает? Застой всегда означает дефицит социально востребованных проектов, как со стороны власти, так и со стороны оппозиции. Этот дефицит должен восполняться, потому что если он не будет восполнен новым дискурсом, этот застой будет продолжаться. Откуда он придет новый дискурс — сверху или снизу, со стороны власти или со стороны оппозиции, — вопрос открытый. Но то, что он необходим, сейчас понимают все, вплоть до самой верхушки. Павловский сделал шаг в этом направлении, на мой взгляд, не очень ловкий. Книжка Чадаева «Его идеология» получилась достаточно бездарная, все это мы читали у Дугина еще 10 лет назад… Мне не кажется, что это прорывно, потому что это и так подразумевалось шесть последних лет, ничего нового в чадаевской книге нет. Это такая дугинская линия и не больше того. Но само стремление восполнить дефицит проектов понятно и разумно. Этой проблемой сейчас озабочены все.