Юрий Сушко - Дети Есенина. А разве они были?

Александр Сергеевич, слушая наставления, думал свое: «Советы, конечно, вполне логичные. Но какие-то… пресмыкательские. Меня потому-то и считают сумасшедшим, что я этим рекомендациям никогда не следовал, а поступал наоборот, причем чересчур наоборот. Ну и пусть!

Но ведь есть же закон, есть правовые нормы, которые грубо попираются. Почему я должен капитулировать и лапки кверху? Почему я должен сообщать этим врачам и иже с ними о своих человеческих потребностях, о чем-то их просить-выпрашивать? А почему, собственно, не требовать? Признания прав добиваются и требуют – но не просят. Вот о желаниях можно просить. То есть признавать, что они не обязательно должны быть удовлетворены. Поэтому-то эти люди и хотят, чтобы мы выкинули из своих голов все правовые идеи, отказались от любых требований и заговорили «человеческим» языком, то есть просителя: «Хочу домой! Хочу хлеба!..»

Только то, как они запихнули меня в эту больницу, уже является нарушением законов. А после этого в больнице мне будут запрещать бороться за устранение этих нарушений, так?.. Они говорят, что общие законы на психбольницы не распространяются? Ага, прекрасно. А как же пакт о гражданских и политических правах человека, принятый ООН? Там же ясно сказано: «Каждый человек, где бы он ни находился, имеет право на признание его правосубъективности». Попробуйте-ка опровергнуть! Тем более, сегодня. Я этим хлыщам напомню, что 1968 год как раз объявлен годом прав человека…»

– Прибыли, – прервал его размышления санитар, – станция Столбовая. Выгружаемся.

Алик почувствовал, как его начинает охватывать лихорадка азарта, ощущение риска, страх, волнение, гордость и даже восторг от сознания того, что сей постыдный страх в себе он сумеет окончательно одолеть, побороть. «Я никогда не лгал и требовал от других прекращения всякой лжи, – писал он из больницы друзьям, – хотя бы маскирующейся словами «во имя спасения»… Я публично издевался над малодушием – будь то в форме предательства или только неискреннего раскаяния. Я презирал страх, и особенно страх перед заключением, когда требовалось проявить мужество. И вот теперь, когда я оказался взаперти, от меня ждут чего-то вроде отречения…»

Вот вам всем!

Министру здравоохранения СССР,

Генеральному Прокурору СССР

Копия: главному психиатру г. Москвы

Нам стало известно, что крупный советский математик, известный специалист в области математической логики Александр Сергеевич Есенин-Вольпин был насильственно, без предварительного медицинского обследования, без ведома и согласия родных помещен в психиатрическую больницу № 5 (станция Столбовая, 70 километров от Москвы).

Насильственное помещение в больницу для тяжелых психических больных талантливого и вполне работоспособного математика, условия, в которые он попал, тяжело травмируют его психику, вредят здоровью и унижают человеческое достоинство.

Исходя из гуманных целей нашего законодательства, и тем более и здравоохранения, мы считаем этот факт грубым нарушением медицинских и правовых норм. Мы просим срочно вмешаться и принять меры для того, чтобы наш коллега мог работать в нормальных условиях.

Новиков П. С., действительный член АН СССР, лауреат Ленинской премии, Гельфанд И. М., лауреат Ленинской и Государственной премии, член-корр. АН СССР, Лазарь Люстерник, член-корр. АН СССР и лауреат Государственной премии, А. Марков, член-корр. АН СССР, Д. Меньшов, член-корр. и лауреат Государственной премии… всего 99 человек.

Ответ просим присылать по адресу: Москва-234, Ленинские горы, Московский государственный университет имени Ломоносова, механико-математический факультет, на имя любого из числа подписавших это письмо.

9 марта 1968 г.

Когда письмо принесли на подпись академику Капице, Петр Леонидович, весьма скептически относящийся к эпистолярному жанру вообще и к коллективному авторству в частности, спросил: «Вы, собственно, чего хотите? Устроить шум или освободить Есенина-Вольпина? Если освободить, то я вам его освобожу. Если устроить шум, то я не с вами…»

Составители письма были обескуражены. Но все равно копию обращения по своим каналам переправили в «Нью-Йорк таймс», где оно было тотчас опубликовано. Правда, даже после этого Есенин-Вольпин все еще некоторое время оставался в больнице «строгого режима».

Так, может быть, и впрямь следовало воспользоваться предложением уважаемого академика?.. Или прав все-таки оставался Есенин-Вольпин, для которого принципиально важен был водораздел между «требованием» и «просьбой»?

Генеральный прокурор СССР Руденко, читая послание ученых, поинтересовался у своего помощника: «А чем, собственно говоря, занимается этот Есенин-Вольпин? Я имею в виду науку».

– Роман Андреевич, там какая-то особо мудреная область математики. Сейчас. Я даже записал для памяти – «аксиоматическая теория множеств, анализ парадоксов и многозначной логики».

– И что сие означает?

– Не знаю, – честно признался помощник.

– Ладно, наведи справки. Вечером доложишь.

– Хорошо, сделаю. А пока у меня есть кое-что по его «теневой» биографии.

– Валяй, – согласился генеральный.

Помощник открыл папку с заранее подготовленной справкой.

«…В 57-м во время фестиваля молодежи и студентов в Москве Есенин-Вольпин был задержан при попытке пройти в компании с иностранными гостями на дискуссию со студентами и аспирантами МГУ. В протоколе, составленном в отделении милиции, отмечалось: «Называет себя сыном Есенина. Говорит, что арифметики не существует. После непродолжительного допроса в наручниках был направлен в психиатрическую больницу для освидетельствования». В «Ганнушкина» содержался чуть более трех недель.

Через два года, летом 1959 года, был приглашен Институтом математики Польской академии наук и Международным математическим союзом для участия в международном симпозиуме. Личное участие Есенина-Вольпина в работе Варшавского форума вызывало сомнения, в поездке ему было отказано. Оргкомитету Вольпиным был передан доклад, который огласили, и он получил высокую оценку участников симпозиума. Сам Есенин-Вольпин в октябре-ноябре 1959 года находился в институте имени Сербского».

Вечером того же дня на стол Генерального прокурора легла справка, подготовленная расторопным помощником. Роман Андреевич, читая, запнулся на фразе: «…из других работ Есенина-Вольпина следует выделить его монографию «Об ультраинтуиционистском доказательстве непротиворечивости системы Цермело-Френкеля». В ней развит интересный аппарат для формализованной семитотики, ориентированный на конечные множества. Интересный для развития семиотических основ информатики в связи со сближением средств выражения естественных и формализованных языков… является полезным и в связи с построениями моделей машинизации научных рассуждений и проблемами алгоритмической обработки данных», перечитал еще раз, сплюнул и в сердцах захлопнул папку.