Александр Тарасов - Написанное болью

Так могут писать только свободные люди . В капиталистической постсоветской России, например, таких обращений сегодня вы не прочтете. В сегодняшней России в ходу рабские приниженные просьбы к президенту Путину.

Молдавские фашисты очень не хотели, естественно, чтобы население Молдавии поняло, что приднестровский конфликт - это конфликт классовый . Поэтому и распространялись слухи о "руке Москвы", "русской армии", о том, что "необходимо освободить братьев-румын, порабощенных русской империей в Приднестровье". На самом же деле "вооруженные силы Приднестровья более чем на треть состояли из молдаван. Более трети погибших приднестровцев - молдаване же. Поэтому все разговоры о межнациональном конфликте - блеф. Дело не в нации, а в том, что уязвленное национальное самосознание группы людей родило мысль разделить жителей берегов Днестра на коренных и некоренных, хотя в Приднестровье все коренные - и молдаване, и русские, и украинцы, и евреи, и болгары, и немцы, и представители множества других национальностей. Такова особенность всех бывших новороссийских земель. Именно поэтому война не была межнациональной. Приднестровцы абсолютно убеждены, что воевали против национализма и румынизации. И убедить их в обратном невозможно. Потому что Народный Фронт требовал чуть ли не немедленного объединения с Румынией, потому что национальный флаг, гимн и территориальное деление Молдавии стали абсолютно идентичными румынскому, а граница между этими двумя странами уже давно была открыта. Ну а главное - на земле Приднестровья рвались снаряды и мины, изготовленные в Румынии" (с. 32).

"Снегур и другие руководители Молдавии не уставали заявлять, что они не могут бросить своих соплеменников, живущих по другую сторону Днестра. Но почти девяносто процентов молдаван Приднестровья проголосовали на референдуме за свою независимость от Молдавии" (с. 32). Письмо молдаван Приднестровья генералу Косташу я уже цитировал. При этом в Приднестровье никому не приходило в голову делить людей на своих и чужих по национальному признаку. Государственными языками в Приднестровье были провозглашены и молдавский, и русский, и украинский. "Тираспольское радио передает новости на четырех языках - русском, украинском, молдавском и идише" (с. 43).

В Приднестровье классическим методом - методом "тигеля наций" сложилась новая нация - приднестровцы , полиэтническая по происхождению и добровольно многоязычная.

"- А сам-то ты по национальности кто?

- Приднестровец.

- Как это?

- А так. Во мне шесть или восемь кровей. Точно не помню. Молдавская, украинская, греческая, кажется, еще еврейская. Забыл. Да и не важно. Приднестровец я. И с языками у меня все в порядке. Могу по-русски, могу по-украински или по-молдавски. Не проблема" (с. 143).

Именно потому, что приднестровцы осознавали себя (независимо от формальной записи в паспорте в графе "национальность") единой общностью , они и смогли противостоять замыслу советской партгосхозноменклатуры расколоть "низы" по национальному признаку. Приднестровцы, напоминаю (подобно, кстати, Южной Осетии и Абхазии), взялись за оружие еще и потому, что хотели таким образом воспрепятствовать развалу СССР. Вне СССР они боялись оказаться в Румынии (уже буржуазной к тому моменту), а что такое буржуазная Румыния, в Приднестровье знали очень хорошо: "Память о пребывании румын в Приднестровье - шестнадцать тысяч расстрелянных в Дубоссарах. Память о пребывании румын в Приднестровье - "маленький", на десять тысяч человек, Бабий Яр в Тирасполе" (с. 59).

Поэтому приднестровцы противопоставили "расколу страны - сохранение ее единства. Национализму - интернационализм. Введению одного государственного языка - многоязычие. В Приднестровье, в котором, как в некоем историческом котле, переварены десятки наций, люди научились понимать друг друга без переводчика. А главное - чувствовать. И они почувствовали, что над их многонациональным сообществом нависла смертельная угроза" (с. 22). "Приднестровье, может быть, единственное в мире государство, созданное на основе референдума. За его создание проголосовал весь народ - более девяноста процентов голосовавших" (с. 85).

Ключевое слово здесь: интернационализм . Бершин очень верно назвал его " протестным интернационализмом " (с. 185). То есть интернационализм послужил базой для протеста и сопротивления политике "номенклатуры", политике выродившейся и ставшей контрреволюционной Советской власти, политике КПСС, направленной на развал СССР и рекапитализацию страны.

Конечно, само понимание, что такое интернационализм (а не просто равенство граждан по национальному признаку или дружба наций), приднестровцы почерпнули из официальной советской идеологии. То есть это понятие было понятием марксистским (поскольку сама советская идеология была лишь максимально искаженным и приспособленным для нужд советского строя - суперэтатизма - вариантом марксистской идеологии). Но это было пассивное знание . Востребовано оно оказалось только тогда, когда приднестровцы почувствовали (это слово верно употреблено Бершиным) коллективную угрозу . Это - еще одно доказательство того, что марксизм был чуждой и опасной для сословных интересов советской "номенклатуры" идеологией. И чем выше был образовательный уровень населения СССР, тем очевиднее для населения было несоответствие официальной идеологии реалиям советского строя - и тем сильнее должна была чувствовать советская бюрократия необходимость отказа от чуждой себе идеологии марксизма.

Марксизм же как революционная идеология, идеология классовой борьбы, легитимизирует Сопротивление , прямое действие. Оказавшись стихийными марксистами, приднестровцы не задавались дурацкими вопросами, соответствует ли нормам римского права всеобщая политическая стачка, легитимно ли свергать существующую власть, и не задавались вопросами, куда обращаться с жалобами, если государственные карательные структуры хватают и сажают в тюрьму их, приднестровцев, лидеров. "Еще в апреле 1991-го молдавской полицией были захвачены будущий творец приднестровской денежной системы Вячеслав Загрядский, которому не простили идею разделить бюджеты Приднестровья и Молдавии, и будущий председатель Верховного Совета Григорий Маракуца. Но резко ситуация обострилась после провала так называемого августовского путча в Москве. Не придумав ничего лучшего, молдавское руководство наклеило на все Приднестровье целиком ярлык "путчисты", хотя тираспольские руководители даже и не думали как-то поддерживать Янаева с компанией. Начались аресты. В Комрате арестовали лидеров Гагаузии Степана Топала и Михаила Кендигеляна. В Бендерах - председателя горсовета Гимна Пологова. В Дубоссарах - заместителя председателя горсовета Александра Порожана и еще несколько человек. Депутату из Григориополя Г. Попову при аресте сломали ребра. Ворвавшись в квартиру Владимира Боднара, первым делом избили его жену" (с. 107). Затем молдавские спецслужбы арестовали в Киеве Игоря Смирнова.