Александр Тарасов - «Второе издание капитализма» в России

Отказ официальных общественных наук от своей прямой обязанности – изучения социальной реальности – в качестве зеркальной реакции вызывает к жизни не менее фантасмагорические представления о социальной структуре современного российского общества в кругах левой оппозиции. В частности, вновь широкоупотребляемым стал термин «пролетариат». Наши левые думают просто: раз вновь есть капитализм – значит, вновь есть и пролетариат.

Между тем пролетарий, как явствует из первоначального смысла этого слова – это тот, у кого нет никакой собственности, кроме детей. Именно поэтому он вынужден продавать свою рабочую силу, чтобы не умереть с голоду. Много ли таких – соответствующих этому описанию – «пролетариев» в современной России? Далеко не случайно советская пропаганда не называла советский рабочий класс пролетариатом. Он им и не был. Современный российский рабочий класс, вышедший непосредственно из советского прошлого, также en masse не является пролетариатом. Разве он живет в казармах или ютится по углам? Разве он не обладает специальным техническим образованием? А определенный процент – пусть меньше пресловутых 27 % накануне «перестройки» – имеет высшее образование , которое само по себе является в рыночной экономике капиталом . Разве у значительного процента современных российских рабочих нет дополнительных источников дохода (таких как нелегальный частный извоз или сдача жилья в наем)? Разве, перефразируя известное высказывание Маркузе [57] Marcuse H. An Essay on Liberation. Boston, 1969. P. 16. об «обнищании», нельзя о них сказать: «Рабочую семью, которая имеет не только машину, но две машины, не только квартиру, но две квартиры, может быть, и можно назвать пролетариями, но вряд ли такие пролетарии будут революционны»?

Именно последнее обстоятельство должно бы особенно заинтересовать наших левых, поскольку с подобным явлением российская история уже сталкивалась. Я имею в виду знаменитое антибольшевистское Ижевско-Воткинское восстание и формирование затем ижевско-воткинских рабочих полков (первоначально Повстанческой народной армией, воевавшей затем под красным флагом в составе войск Колчака). Ижевско-воткинские рабочие в большинстве своем были потомственными квалифицированными рабочими , образованными, состоятельными, имевшими (кроме неженатой молодежи, естественно) обычно свой дом с хозяйством и участком, нередко сдававшими жилье (дополнительный доход) и аполитичными . Грамотности их вполне хватило на то, чтобы верно определить свои коллективные интересы – интересы наемного работника и мелкого собственника одновременно – и поддержать Февральскую революцию, но отвергнуть большевиков. Февральская буржуазная республика (и даже конституционная монархия) их вполне устраивала – тем более в случае, когда им гарантировалось не только политическое равенство, но и представительство их особых интересов через Советы. Именно это и определило контрреволюционную социалистическую (внешне – эсеро-меньшевистскую) позицию ижевцев и воткинцев.

А ведь именно их образ жизни в максимальной степени напоминает образ жизни современных российских рабочих.

Кроме того, разве является современный российский рабочий класс, подобно пролетариату царской России, опережающим классом? Разве он выделяется высоким уровнем грамотности среди почти сплошь неграмотного населения? Разве именно он занят в наиболее технологически и научно сложных отраслях экономики?

Наконец, проникнут ли он – пусть даже стихийно, на невербализированном уровне – классовым духом? А ведь именно этот стихийный классовый дух обеспечил столь успешное внедрение социал-демократических идей в рабочую среду.

У нас же, как выяснилось из опросов ФОМ в 2001 году, лишь 6 % респондентов (и необязательно рабочих) определили себя в классовых категориях [58] Десять лет социологических наблюдений. М., 2003. С. 45. . И лишь 3 % опрошенных наемных работников проявили классовое сознание , противопоставив себя работодателю в оппозиции «мы – они» [59] Там же. С. 51. . Причем понятие «наемный работник» вовсе не идентично понятию «рабочий»!

Очевидно, таким образом, что социальная структура дореволюционной капиталистической России нам хорошо известна, а современной – нет. Но сомнений в их резком различии тоже нет.

Во-вторых , принципиально отличаются друг от друга правящие классы в дореволюционной капиталистической России и в России сегодняшней.

В дореволюционной России правящим классом было дворянство , то есть в основе своей помещики, класс феодалов – и дворянство оставалось правящим классом даже после реформ 1860-х годов и даже после Революции 1905 года, когда российская монархия стала быстро эволюционировать в сторону типичной буржуазной монархии .

Да, конечно, существует старая – предложенная еще дворянско-буржуазной историографией – теория надклассового характера государственной власти (и, следовательно, бюрократии) в России – и этой теории отдал дань даже Плеханов. Но эта теория вполне опровергается конкретными знаниями – об откровенно классовой (продворянской) политике царизма, о дворянстве как крупнейшем собственнике средств производства , о преимущественном положении дворянства в бюрократическом аппарате. Собственно, высшая и средняя бюрократии формировались из дворянства – и, как известно, классовая однородность их обеспечивалась по сути автоматическим получением дворянства при достижении определенных классов Табели о рангах. Одновременно дворянство составляло гарантированное большинство офицерского корпуса царской России, несмотря на все возможности продвижения по службе – особенно во время войны – «нижних чинов». По подсчетам П.А. Зайончковского, единственным разрядом вооруженных сил (из семи), где потомственные дворяне в конце XIX века не составляли большинства офицерского корпуса, была регулярная пехота. Но поскольку 46 % офицеров, не являвшихся потомственными дворянами, были детьми личных дворян, суммарно дворянское преобладание в офицерском корпусе оставалось не поколебленным [60] История СССР . 1973. №. 1. С. 149. . По данным П. Кенеца, перед I Мировой войной доля потомственных дворян среди офицеров даже статистически ощутимо выросла [61] См.: California Slavic Studies . Vol. 7 (1973). P. 143. .

Единственным претендентом на роль нового правящего класса была, естественно, буржуазия, формировавшаяся разночинно – но и в рядах буржуазии немалый процент составляли сословные дворяне . Однако российская буржуазия (даже крупная) была исключительно труслива (что показал 1905 год) и в массе своей склонна приспосабливаться к интересам (и диктату) дворянства, а то меньшинство, которое демонстрировало оппозиционность, стремилось всего лишь добиться участия во власти в качестве младшего партнера дворянства (если это – оппозиционность, то, надо признать, очень умеренная). Разумеется, буржуазия, как коллективный денежный мешок , могла оказывать – и оказывала – давление на бюрократию в целом, подкупая ее и заставляя учитывать свои интересы, но все же не в прямой ущерб коренным интересам правящего класса (дворянства) и не до такой степени, чтобы действительно, как это получалось у Покровского, превратить бюрократию в агента торгового капитала [62] См.: Покровский М.Н . Избранные произведения. В четырех книгах. Кн. 3. М., 1967. С. 570–579. .