Александр Тарасов - «Второе издание капитализма» в России

Но как неопровержимо доказал академик Л.В. Милов в своей сразу же ставшей эпохальной работе «Великорусский пахарь» [33] Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 2001. , переносить в Россию западный сельскохозяйственный опыт бессмысленно: сельское хозяйство России существовало в условиях неустойчивого земледелия, в условиях настолько неблагоприятных природно-климатически (кроме Юга России и Юга Сибири), что российский крестьянин не мог накормить одновременно и себя , и помещика (помещичье государство). Кто-то один должен был голодать или жить впроголодь. Поскольку вооруженная сила была в руках у помещика (помещичьего государства), голодать и деградировать от голода приходилось крестьянину – и всё, что тот мог сделать, это время от времени прореживать число нахлебников и насильников, также обращаясь к силе (что он и делал начиная со времен Разина и кончая «иллюминациями» 1905–1907 годов). И всякие попытки радикально изменить ситуацию путем внедрения агрикультурных новшеств и новинок сельскохозяйственной техники были заранее обречены на провал: технологическое обновление парцеллы невозможно !

Единственный выход из этого тупика – переход на крупное индустриальное сельскохозяйственное производство. Но это невозможно без уничтожения помещичьего землевладения вообще, равно как и мелкотоварного крестьянского. Именно это обстоятельство обрекло на поражение столыпинскую аграрную реформу (а вовсе не то, что, как позже писали отрабатывавшие идеологический заказ советские авторы, лишь 26 % крестьян вышли из общины, да потом многие вернулись, не достигла поставленной цели – ликвидации аграрного перенаселения – переселенческая кампания, голод 1911 года показал неустойчивость сельскохозяйственного роста и т.п.; еще забавнее выглядят сетования нынешних апологетов столыпинщины на то, что, дескать, треклятые масоны не дали Петру Аркадьевичу тех самых двадцати лет покоя, о которых он просил: сначала застрелили, потом устроили мировую войну, а потом вообще революцию). Столыпинская реформа не могла обеспечить нормального и успешного развития капитализма, поскольку в выборе между прусским и американским путями (по Ленину) выбрала оба : и насаждала на селе крестьянский (кулацкий) капитализм, и сохраняла оставшееся от феодализма помещичье землевладение. Понятно, что второе было результатом давления правящего класса (I съезд уполномоченных дворянских обществ в 1906 году прямо назвал покушение на помещичье землевладение «шагом к социалистическому строю» [34] Хрестоматия по истории России. М., 2001. С. 364. ). Между тем вялотекущая гражданская война (крестьяне против помещиков), начавшаяся в российской деревне с 1902 года и достигшая пика в Революцию 1905-го, когда была сожжена шестая часть помещичьих усадьб, показала, что интересы помещиков и крестьян (сельской мелкой, средней и даже крупной буржуазии) находятся в непримиримом противоречии: всё, чего хотели крестьяне, – это разделить между собой помещичьи земли. Это не была война бедных против богатых, это была война классов : сельской буржуазии (в союзе с сельским пролетариатом и полупролетариатом) против феодалов. Это хорошо понял Теодор Шанин, описавший 1905 год как войну сельской общины во главе не с бедняками, а с середняками против своего многовекового угнетателя [35] Шанин Т. Революция как момент истины. 1905–1907 гг. → 1917–1922 гг. М., 1997. С. 277–278. .

К этой одной вялотекущей гражданской войне столыпинская реформа добавила вторую: войну основной массы крестьянства (общины) против «мироеда» – то есть кулака, «объевшего» общину (воспользовавшегося всеми ее преимуществами, а затем вышедшего из общины без выкупа и с лучшими землями). В 1917 году это стало предельно ясно [36] См.: Там же. С. 278–279. . Но ведь социальные реформы устраиваются не для того, чтобы спровоцировать социальную революцию (в данном случае – вялотекущую гражданскую войну с кулаком), а для того, чтобы эту революцию предотвратить . Столыпинская – не исключение, что понимали и современники. Реформа провалилась в момент своего начала, так как требовала для успеха «двадцати лет мира», а породила социальную войну.

Кроме того, фермерское хозяйство могло успешно существовать в России только на Юге (и Юге Сибири), там, где этому благоприятствовали природные условия. Это хорошо видно из любой качественной работы, имеющей отношение к теме. Например, из статьи П.Д. Рындзюнского «Крестьянский отход и численность сельского населения в 80-х годах XIX в.» [37] Проблемы генезиса капитализма. К Международному конгрессу экономической истории в Ленинграде в 1970 г. Сборник статей. М., 1970. С. 413–435. . То, что это были единственные зоны уверенного развития «американского» капитализма, видно и из того факта, что только здесь существовал устойчиво растущий спрос на вольнонаемный труд и только здесь такой труд сколько-то прилично оплачивался (особенно в Предкавказье) [38] См.: Сборник статистико-экономических сведений по сельскому хозяйству России и иностранных государств. Пг., 1917. С. 530, 532. .

То есть если прав Слихер ван Бат, в качестве авторитета цитируемый Ричардом Пайпсом, российское сельское хозяйство – что до столыпинской реформы, что после – не могло (по общим законам развития) обеспечить существование «высокоразвитой промышленности, торговли и транспорта» [39] Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 19. . А поскольку столыпинская реформа всего лишь генерализовала конфликт между дворянством и буржуазией (конфликт, вполне проявившийся в 1905 году и показавший слабость и трусость российской буржуазии), причем оказалось, что сельский мелкий и средний собственник настроен не буржуазно, а мелкобуржуазно (уравнительно-социалистически), это делало бесперспективным капитализм в дореволюционной России. Строго говоря, большевикам надо было поставить памятник Столыпину – за то, что тот своей реформой создал все предпосылки для революции 1917 года в деревне.

Совсем иная картина наблюдается сегодня. Прежде всего, вопрос научно не исследован. Статистика запутана и откровенно сфальсифицирована – в основном с целью получить (и разворовать) государственные кредиты, а также из-за массового криминального присвоения земельной собственности.

Стартовым условием «второго издания капитализма» на селе было наличие всеобщей государственной собственности на средства производства, в том числе землю (частью замаскированной под «коллективную» – в колхозах). И хотя продемонстрировавшие затем свою полную некомпетентность наши певцы «частного сектора» и «фермерского хозяйства» (вроде Черниченко) расхваливали достижения приусадебных участков, быстро выяснилось, что основную товарную продукцию – хлеб, молоко, мясо, яйца, птицу и уж тем более рыбу – дают не приусадебные участки, а крупное индустриальное сельскохозяйственное производство , как оно утвердилось к концу существования СССР.