Дмитрий Лукин - Настоящая фантастика – 2017 (сборник)

Детектив снова взял уведомление о рождениях и принялся его изучать. Он очень хотел не верить этой бумаге и отчаянно выискивал, к чему придраться. Так смотрел и сяк, даже обнюхал и печать ногтекогтем поскреб.

– Ну что? – Аза прищурилась, и в ее голосе Вулф услышал насмешку. – Что вы мне скажете, детектив, а? Обвиняют меня или нет? Было у меня невидимое оружие?

Детектив медленно положил уведомление о рождениях обратно на стол.

– Нет, – голос его звучал хрипло, будто он долго-долго лаял на морозе. – Разумеется, нет. Идем отсюда, Угун.

Гоблин топтался возле патрульного дракона. Верещащая компания из трех магичек только что уехала в охранный участок на другом драконе: Вулф сказал, что хочет подробно опросить каждую из них об обстоятельствах дела.

То есть попросту сбагрил их от дома.

– И о чем ты будешь их спрашивать? – пробормотал Угун.

Интересно, наорет на него детектив или нет? Не наорал. Стоял, пялился на драконов-уборщиков, которые приводили в порядок место убийства. Медленно тянул мозг из пластиковой косточки.

– Придумаю что-нибудь, – рассеянно сказал он.

– Хочешь задержать этих старух достаточно долго, чтобы она, – Угун кивнул на дом, – успела увезти детей? И куда она с ними поедет?

– Понятия не имею. Пусть едет куда хочет или остается на месте. Она свободна в своих передвижениях.

– Ты ведь не собираешься исподтишка помогать ей с продажей дома и все такое?

– Заткнись, – отрезал Вулф и щелчком отбросил опустевшую косточку.

– Но магички сказали, что дочь ударила старуху по голове.

– Может, и ударила, но у нее не было оружия. Это старуха хотела убить дочь. Совсем плохая стала от беспробудного пьянства. Забыла, что ее магия не действует на родную кровь. Старуху убило собственное заклятие.

– Кто это сказал?

– Я так решил, – детектив упер указательный палец в грудь писаря, и узкий черный ногтекоготь ушел глубоко в хлипкую шерсть куртки. – Я. Так. Решил.

– Другие магички не согласятся, – пробормотал Угун, опасливо поглядывая на мохнатые крепкие пальцы у своего горла.

– Пусть не соглашаются. Они малосильные спятившие пьяницы, кто будет их слушать?

– Они разозлятся. А ты ведь хотел о чем-то их попросить, а?

Детектив медленно, будто с усилием, отнял руку.

– Это дочь ее убила, – упрямо сказал Угун, – я не знаю, как убила, но знаю, что ты это понял.

Вулф шумно вздохнул, глядя на писаря сверху. Очень сильно сверху.

– А я знаю, что тебе нравится быть живым гоблином. Поэтому заткнись.

Угун послушно заткнулся и обернулся в последний раз.

Уборочная команда молодых драконов заканчивала работу, и уже ничто не напоминало о толстом теле с раскинутыми руками, о стеклянно хрустящих под ногами сосульках и потеках крови на снегу.

Дракончики аккуратно полили огнем площадку, и весь снег перед дверью растаял. Под перепончатыми ногами хлюпали лужи с парующей водой, с крыш капало.

Большая острая сосулька сорвалась с козырька и ухнула вниз, с плеском упала в лужу, обдав горячими брызгами одного из драконов-уборщиков. Он отпрянул под дружное смешливое шипение, нелепо замахал короткими крыльями, а огромная сосулька почти сразу растаяла в горячей воде.

Под внимательным взглядом желтых глаз Вулфа Угун придал лицу скучающее выражение и сноровисто полез на спину патрульного дракона.

Она стоит на валуне, раскинув руки, смеясь от восторга.

– Ах, Константин Викторович! Смотрите, какое море!

Яркий солнечный свет наполняет пространство синих небес и превращает волны то в громады бутылочного стекла, то в изумрудные горы. Шпагин улыбается, любуясь спутницей. Соленые брызги летят в лицо… Брызги в лицо…

Кто-то трясет за плечо.

– Шпагин, черт бы вас побрал! – ротмистр Тенишев кричит, приблизившись вплотную. – Не свалитесь, господин полковник!

Ночь. Ветер кидает в лицо снег, заметает дорогу. Черные ветви колышутся над головой, норовя зацепить. Склон так крут, что крыши домов оказываются едва ли не под ногами.

Люди задыхаются от ветра, который, кажется, срывает слова с губ и уносит вместе со снегом.

– Все нормально! – отвечает полковник, оглядывается – рядом с ротмистром солдат Серегин – совсем мальчишка.

– Где Алимка? – спрашивает Шпагин.

– Пошел вперед! Разведать дорогу!

Вряд ли в такую ночь кто-то поджидает их в засаде. Вообще, вряд ли кто-то знает, что они здесь, на Черном берегу.

Впереди грохнуло. Существо – в этой пустыне еще что-то обитает! – стуча когтями по камням, бросилось прочь, толкнув Серегина. Тот не удержался – длинная не по росту шинель постоянно путается в ногах, – упал на обочину в снег.

– Господи! – вскрикивает солдат.

Ротмистр скребет озябшими пальцами по кобуре: где же эта чертова застежка?

Полковник останавливает его руку:

– Спокойно.

Поздно суетиться. Что бы это ни было, оно уже убежало.

Деревья клонятся под порывами ветра, словно плакальщицы в черном над белым саваном земли. На тропе четкий силуэт. Сразу не поймешь, человек или зверь – неуклюжее существо, высоко поднимая ноги, бредет сквозь снег.

– Эт я. Алимка.

Коренастый татарин в кудлатой шапке подходит к Шпагину.

– Что там? – спрашивает полковник.

– Не ругай, Шпагин. Волк.

– Может, собака, – ворчит недовольно ротмистр, дыша на замерзшие руки – помогал Серегину подняться и окунул пальцы в колючий снег. – Они сейчас не меньше волков оголодали. И озверели.

– Запах, ы, – ответил татарин. – Собака, ы, съели. А это – волк. Точий софсем.

– Нашел «Белую лилию»? – спросил полковник Шпагин.

– Тута рядом, – татарин махнул вдоль дороги. – Ближ к морю.

Дачный поселок. Будто кладбище с разоренными склепами. Кому-то посчастливилось умереть до зимы – жареный виноградный жмых или горький миндаль – последняя трапеза. От отчаянья.

Кто-то еще умирает. Медленно, но верно. Без надежды просыпаясь каждое утро. Ветер нет-нет, да дыхнет дымком. Живут, словно тараканы по щелям, дорубывая сады, которые по весне могли бы прокормить, но жить надо сейчас. Зачем-то надо.

– Суда! Суда, ы!

Алимка зовет за собой. Калитки нет, металлические решетки забора выломаны. Среди белых наносов снега черные пеньки. Запах дыма гуще.

– Теперь можно, Серегин, – говорит ротмистр Тенишев.

– Что?

– Бога помянуть. Дошли.

Солдат стянул казачий капюшон перекреститься, но ротмистр толкнул его в плечо:

– Куда! Церковь там, – он ткнул пальцем во тьму. – А там Красноармейск, провалиться ему.

– Прекратить, – одернул его полковник Шпагин. – Приготовить оружие.

Притаились у стен дома. Белый камень увит плющом, рамы выбиты, и проемы заколочены кровельным железом. Вот лист на окне отошел, показалась кудлатая голова – ловкий татарин пролезет в любую щель.