Н. Чернышевский - Полное собрание сочинений в 15 томах. Том 2. Статьи и рецензии 1853-1855 - 1949

и для всякого материалиста, законы мышления имеют не только субъективное значение, т. е. законы мышления отражают формы действительного существования предметов, совершенно сходствуют, а не различествуют, сэтими формами)… «что в действительности нет ничего такого, что представляется нам связью причины с действием, потому что нет ни предыдущего, ни последующего, иет ни целого, ни частей и так далее, и так далее».«(К сведению путаников-махистов: для Чернышевского, как и для всякого материалиста, в действительности есть то, что представляется нам связью причины с действием, есть объективная причинность или необходимость природы).««Когда натуралисты перестанут говорить этот и тому подобный метафизический вздор, они сделаются способны вырабатывать и, вероятно, выработают, на основании естествознания, систему понятий, более точных и полных, чем те, которые изложены Фейербахом»… (К сведению путаников-махистов: Чернышевский называет метафизическим вздором всякие отступления от материализма и в сторону идеализма и в сторону агностицизма)… «А пока лучшим изложением научных понятий о так называемых основных вопросах человеческой любознательности остается то, которое сделано Фейербахом» (стр. 195–196). Осиевнымв вопросами человеческой любознательности Чернышевский называет то, что на современном языке называется основными вопросами теории познания или гносеологии. Чернышевский— единственный действительно великий русский писатель, который сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма и отбросить жалкий вздор неокантианцев, позитивистов, махистов и прочих путаников. Нс Чернышевский не сумел, вернее: не мог, в силу отсталости русской жизни, подняться до диалектического материализма Маркса и Энгельса» (Ленин, Соч., т. XIV, изд. 4-е, стр. 344–346).

Эти слова Ленина свидетельствуют, что трактат Чернышевского об эстетике, помимо специального значения, имеет еще и огромное общефилософское значение, являясь одним из краеугольных камней русской материалистической мысли.

Насколько высоко классики марксизма ценили теоретические труды великих русских революционных демократов, свидетельствует письмо Энгельса к Е. Паприц от 26 июня 1884 года. Характеризуя уровень, достигнутый передовой русской наукой, Энгельс писал: «Если некоторые школы и отличались больше своим революционным пылом, чем научными исследованиями, если были и есть еще различные блуждания, то, с другой стороны, была и критическая мысль и самоотверженные искания в области чистой теории, достойные народа, давшего Добролюбова и Чернышевского («Переписка К. Маркса и Ф. Энгельса с русскими политическими деятелями», Госполитиздат, 1947, стр. 230). Следует отметить, что в ответ на пожелание Маркса получить сведения о жизни и деятельности Чернышевского Даниельсон указывал ему в числе других работ и на «Эстетические отношения искусства к действительности».

«Написанная им для получения степени магистра диссертация («Эстетические отношения искусства к действительности», СПБ., 1855 г. — сообщал Даниельсон Марксу, — ее теоретическая основа послужила исходным пунктом для деятельности Чернышевского и Добролюбова как критиков) была отвергнута университетом».

Впервые детальный анализ диссертации Чернышевского был произведен Г. В. Плехановым. В его сборнике «За двадцать лет» (1905) диссертации посвящена статья «Эстетическая теория Чернышевского», выясняющая источники и философскую основу «Эстетических отношений искусства к действительности». Плеханов сделал это до появления в печати предисловия самого Чернышевского к предполагавшемуся третьему изданию «Эстетических отношений» (1888), предисловия, задержанного тогда цензурой и напечатанного лишь в 1906 году.

Плеханов считал «Эстетические отношения» единственной в своем роде попыткой построения эстетики на основе материалистической философии Фейербаха. (Заметим здесь, что это утверждение Плеханова свидетельствовало о явной недооценке им самостоятельности философской мысли Чернышевского, о чем подробнее нам придется говорить ниже.)

Разобрав тезис Фейербаха — «чувственность» или действительность тождественна с истиной», — Плеханов говорит: «Если сущность человека — «чувственность», т. е. действительность, а не вымысел и не абстракция, то всякое превознесение вымысла и абстракции над действительностью не только ошибочно, но и вредно на практике. И если задача философии заключается в реабилитации действительности, то в такой же реабилитации заключается. и задача эстетики, как особой отрасли философского мышления. Этот неоспоримый вывод и составляет главную мысль диссертации Чернышевского». (Цитируем по «Истории русской литературы XIX в.», изд. «Мир», т. III, стр. 185.)

Плеханов подробно рассмотрел вопрос о возвышенном, о трагическом и комическом в освещении Чернышевского. Ценность и значение работы Плеханова ослабляется ошибками, заключающимися, главным образом, в подмене диалектического анализа действительности механическим сопоставлением идей. Некоторые из этих ошибок вскрыты в статье

А. В. Луначарского «Этика и эстетика Чернышевского перед сѵдом современности» («Вестник Коммунистической академии», 1928, № 5 (1),

стр. 3—11)-.

Луначарский в своей статье показал однобокость и узость плехановского определения Чернышевского как рационалиста н просветителя, восстановив перед нами живой образ боевого материалиста, материалиста-рево-люци^нера.

Не менее важным представляется нам то, что Луначарский разоблачил в своей работе меньшевистский характер плехановской концепции, показав, что один из основных тезисов «Эстетических отношений» — искусство не только объясняет действительность, но и выносит ей приговор — был отвергнут Плехановым именно ввиду того, что Плеханов хотел лишь исследовательского, тад называемого «объективного» взгляда на вещи, «Но марксизм дал правильное представление о закономерностях,' по которым развиваются общественные явления. И если мы из этого марксизма совсем изымем идею о сознательности, о сознательном руководстве явлениями, о нашей активности, то это будет самый настоящий меньшевистский «марксизм». «Вот почему, — писал Луначарский, — для нас важна и приемлема эстетика Чернышевского с ее страстной ненавистью к искусству, понимаемому как сила, подменяющая действительную жизнь, с ее влюбленностью в действительную жизнь, с ее жаждой развития подлинной жизни и ее расцвета, с отрицательным отношением к мертвечине и утверждением, что искусство отражает то, что интересно для человека, а не просто все, как отражает зеркало.

Основная мысль Чернышевского, что искусство произносит приговор над жизнью, то есть вызывает с нашей стороны определенную эмоциональную реакцию на изображаемое, н что художник является моральным деятелем, принимает участие в культурном строительстве, — совершенно правильна».