Литературная Газета - Литературная Газета, 6597 (№ 19/2017)

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Сквозь время

Примерно так выглядели пассажиры метро в 1935 году

Теги:московское метро

На тротуаре у вестибюля дежурила конная милиция, перед входом в метро мальчик-посыльный раздавал точную копию газеты «Правда» от 15 мая 1935 года. По ступеням вниз неторопливо спускались пассажиры в нарядах 1930-х годов, а на входе погашал бумажные билеты контролёр в одежде того же периода.

Событие, о котором идёт речь, оказалось вовсе не съёмками художественного фильма. Так в минувшее воскресенье, в канун 82-летия Московского метрополитена, на станции «Сокольники» воссоздали первый день работы метро.

На платформе работала буфетчица, она продавала соки и лимонады в знаменитых треугольных колбах. Через несколько минут после открытия на станцию прибыл первый поезд – двухвагонный состав из подлинных вагонов типа А. Именно такой встретил первых пассажиров 15 мая 1935 года.

– Эта историческая реконструкция показала первые моменты из долгой 82-летней истории московского метро. С помощью многочисленных деталей того времени пассажиры перенеслись во времени, оказавшись в середине 30-х годов прошлого века», – заявил начальник метрополитена Дмитрий Пегов.

Погружение в „оттепель“

Спецпроекты ЛГ / Московский вестник / Презентация

Фото: Агентство Москва

В Москве состоялась презентация проекта культурного центра Андрея Вознесенского, который будет открыт в мае 2018 года, к 85-летнему юбилею поэта.

Идея создания центра принадлежит вдове Вознесенского Зое Богуславской и её сыну Леониду Богуславскому.

Проект включает в себя не только музей Андрея Вознесенского, но и современное культурное пространство, посвящённое творчеству «шестидесятников» и эпохе «оттепели» в целом. Центр будет разделён на тематические зоны: например, в зале «Контекст» разместятся артефакты эпохи 60-х, а в зале «Погружение» можно будет увидеть и услышать архивные аудио- и видео­записи.

В концертном зале и кинолектории будут проходить различные мероприятия: творческие вечера, кинопоказы и концерты.

Культурный центр разместился в особняке XIX века на Большой Ордынке, в районе Замоскворечье, где прошло детство поэта.

„Так мне пророчествует лира…“

Литература / Портфель ЛГ / Имя

Ткаченко Пётр

Теги:Николай Зиновьев

К 30-летию творческой деятельности Николая Зиновьева

Николай Зиновьев из Кореновска Краснодарского края сегодня – один из самых талантливых поэтов России. Это подтверждают его новые книги: «Сборник стихо­творений» (Краснодар, Традиция, 2016) и «На Родине» (фирма «Ирбис», Ростов-на-Дону, 2016). В них он продолжает, как он сам считает и как бывает обыкновенно у истинных поэтов, исполнять некое поручение, данное ему свыше. Продолжает исполнять старательно, последовательно и достойно, ибо «…такое мнение бытует. Поэт лишь пишет. Бог диктует». В этом смысле книги поэта, пожалуй, мало чем отличаются от его предшествующих многочисленных сборников. К тому же по условиям нынешнего положения литературы в обществе многие стихотворения он вынужден переносить из книги в книгу. Но есть повод окинуть хотя бы самым общим взглядом путь поэта. В этом году исполняется тридцать лет его творческой работы. Тридцать лет назад, в 1987 году в Краснодарском книжном издательстве вышла его первая книжка стихотворений «Я иду по земле». Уже тогда было ясно, что в нашу литературу пришёл талантливый самобытный поэт.

Замечательный поэт Сергей Хохлов, возглавлявший Краснодарскую писательскую организацию, как-то рассказал мне о том, как он познакомился с поэтом Николаем Зиновьевым. Он прочитал его стихотворение «Меня учили: люди – братья…». Это стихотворение всего в две строфы так его взволновало, что он закрыл «контору» на замочек и поехал знакомиться с Поэтом. Да, были такие писательские организации, такие их секретари и председатели, были такие поэты, которые могли не только встречать друг друга «надменной улыбкой», но и искренне радоваться появлению талантов.

Меня учили: «Люди – братья,

И ты им верь всегда, везде».

Я вскинул руки для объятья

И оказался на кресте.

Но с этих пор об этом чуде

Стараюсь всё-таки забыть.

Ведь как ни злы, ни лживы люди,

Мне больше некого любить.

Чем же так взволновало это стихотворение? Думается, той духовной высотой, которая в нём была задана, от которой мы начали отвыкать. Ведь это извечное стремление истинно верующего человека – распознать и пойти тем крестным путём, который ему предназначен, «найти себя в себе самом и не терять из виду» (А. Твардовский). Неизбывное стремление, постигаемое русской поэзией. Скажем, в стихах А. Блока:

Когда в листве сырой и ржавой

Рябины заалеет гроздь, –

Когда палач рукой костлявой

Вобьёт в ладонь последний гвоздь, –

Когда над рябью рек свинцовой,

В сырой и серой высоте,

Пред ликом родины суровой

Я закачаюсь на кресте…

Будь это в иные времена, я отметил бы мировоззренческое становление и духовное восхождение Николая Зиновьева. Но он явился как-то сразу, без особого ученичества. И потом, весь этот тридцатилетний период жизни и творчества поэта совпал с, казалось бы, немыслимым и невозможным, тем более у нас в России – изъятием литературы из общественного сознания и изгнанием её из образования. Совпал с подавлением литературы «рынком», к ней вообще неприложимом. Когда вдруг, подумать только, литература стала делом «личным» или «частным»… А потому всё, что он делал в эти годы – писал, издавал книги, – он делал не благодаря, а вопреки ситуации в обществе, когда оказалось, что русская литература для полного торжества «демократии» и «либеральных» ценностей вроде бы и ни к чему. Более того, являлась главным препятствием для этого. Впрочем, в таком положении оказались все истинные поэты. Но у Николая Зиновьева есть своя особенность. В этом смысле его творческая судьба является в высшей мере примечательной и поучительной.

И тут мы должны различать само состояние литературы, обществу остающееся, по сути, неведомым, потопляемое «рынком», забиваемое валом откровенных книжных поделок, которых следовало бы стыдиться. И положение литературы в обществе, определяемое информационно-издательской политикой, неизвестно кем и как устанавливаемой, то ли незримым «общественным мнением», которое беспощаднее регламентированной законом цензуры, то ли тем, что государство, точнее «либеральная» власть, отказалась заниматься литературой. Причём отказалась демонстративно, как бы в надежде на сочувствие, что такова, мол, объективная реальность, время «такое», словно это варварство могло вызвать сочувствие… Так, при всех интернетах была создана блокада русской литературы. Появление новых талантов стало, по сути, невозможным. Старшее поколение довольствовалось давно потускневшими амплуа «деятелей культуры», приобретёнными в советское время, когда литература жила в общественном сознании.