Литературная Газета - Литературная Газета, 6597 (№ 19/2017)

Такое положение казалось непре­одолимым. И всё же Николаю Зиновьеву удалось прорвать эту информационную блокаду, устроенную русской литературе. Причём, казалось, без каких бы то ни было усилий с его стороны. Да и трудно представить такие усилия, так как по самому складу характера его человеком «деловым» и «предприимчивым», что ли, уж никак не назовёшь.

Помнится, когда совершалась «демократическая» революция, её идеологические бойцы, «шестидесятники», попытались было вытащить из столов «запрещённые» рукописи. Как понятно, для «разоблачения» советского периода истории. Но таковых рукописей, по сути, не оказалось. Всё было издано и щедро оплачено. А теперь думается о том, что за четверть века литературного безвременья у нас сложилось целое поколение поэтов, уже достигших почтенного возраста, но мало читающей России неизвестное. Кто и когда будет их открывать? И будет ли открывать вообще… Между тем поколение граждан, не знающее своих поэтов, впрочем, как и родной литературы, обречено…

Что же привлекало и привлекает в афористических, кратких стихотворениях Николая Зиновьева? Обличительность? Негодование в связи с окружающими настроениями и беспорядками? Ничтожность переустроителей жизни? Да нет. Обличителей у нас всегда хватало. Таких однообразных и плоских. Он обличает несправедливость не саму по себе, крепко помня о том, что она – уже только следствие иных, главных настроений – духовных, следствие пошатнувшейся души, заблудившейся в безверии: «Разгулялась бесовщина, Заколдобила наш путь», «Не сатана ли сам уже в стране бесчинствует неистов?..», «Во имя благостных идей Ложь торжествует, блуд ярится…». Ну а самонадеянным переустроителям жизни опять и снова на революционных началах он и вовсе не ко двору: «Не переделывай эпоху, Оставь работу эту Богу».

И выход из этой смуты видит не в каких-то благих свершениях, а в заботе о собственной душе: «Господь, вопрос мой разреши. / Он вызывает опасенье: / Что если Родины спасенье / В спасенье собственной души?»

Я за словом лезу в душу,

Но не чью-то, а свою.

Это больно, очень больно,

Как свои считать грехи.

И поэтому невольно

Коротки мои стихи.

В отличие от многих «православных» писателей, Николай Зиновьев исполнен истинного смирения. Глубоко понимая, что православие – это вовсе не тема поэтического творчества, а его свойство:

Я жертва дьявольской эпохи,

И рай не светит мне, увы,

Но я пишу. Пишу о Боге.

В надежде, что спасётесь вы.

Николай Зиновьев покорил читателей не упованием на «новую литературу», помня о том, что «несовременного искусства не бывает» (А. Блок). Если, конечно, это искусство. А установкой на «классическую лиру», вполне осознавая, как это «несовременно», наконец, как это невыгодно в обществе, в котором создаётся индустрия «новой литературы», выращивания «новой» плеяды писателей. Разумеется, «либеральных» исключительно…

Я взял классическую лиру,

Безмолвна каждая струна.

Играть не хочет лира миру,

Которым правит сатана.

Кто из поэтов не философ?

И мне мир нынешний не мил.

И я поставлен пред вопросом:

Сменить мне лиру или мир?

У Николая Зиновьева много стихов о стихах, для читателя, как принято считать, вроде и не обязательных. Ведь мы сегодня так уклонились от природы художественного творчества… Наше представление об образном мышлении оказалось так заслонённым позитивистскими и материалистическими воззрениями, что и само высокое предназначение поэта стало пониматься превратно. Как служба, а то и как обслуга, а не служение. Потому теперь и надо об этом напоминать постоянно: «Это тоненький рожок, / Петь его не приневолишь…»

Что хотите услышать, друзья?

Если правду, то правду – нельзя.

Её лик в наше время так жуток,

Что за ваш опасаюсь рассудок.

Вы готовы к такому условью?

Не такого вы ждали поэта?

Но, поверьте, лишь только любовью

Продиктовано свыше мне это.

Но а если вы всё же решите,

Что пришёл я не с теми словами.

Я уйду. Вы лишь только скажите,

А любовь пусть останется с вами.

Как это – «правду – нельзя»? Но это ведь обычное положение русского поэта – брать на себя боль открывающегося мира. Как, скажем, в стихах Я. Полонского: «…ложь всем явная наивно лицемерит, / Где робкое добро себе пощады ждёт, / А правда так страшна, / что сердце ей не верит…»

И всё же, как думается, поэзия Николая Зиновьева оказалась столь близкой и необходимой современным читателям потому, что он, как и должно поэту, удерживает «вниманье долгих дум» (А. Пушкин). А это думы о Родине, о России, о нашей народной судьбе. Ведь сегодня, может быть, как никогда встаёт вопрос о том, почему миру необходима великая Россия. Как уже было давно: «Это Россия, это её необъятные пространства поглотили монгольское нашествие. Татары не посмели перейти наши западные границы и оставить нас в тылу. Они отошли к своим пустыням, и христианская цивилизация была спасена» (А. Пушкин). Как было всегда: «Мы, как послушные холопы, / Держали щит меж двух враждебных рас / Монголов и Европы!» (А. Блок). Так в ХХ веке Россия сдержала натиск Запада и спасла мир от фашизма. На той войне был мой отец Иван Ефимович. Вернулся. И родился я. У Николая Зиновьева на той Великой войне в 1942 году погиб дед Александр Кондратьевич Соболь.

Давно по миру слух ползёт,

В умах родившись не в убогих:

Россия скоро упадёт.

Не веселитесь наперёд!

Коль упадёт – придавит многих.

А может статься, что и всех.

Что, кроме мокрого следа,

Тогда останется от мира?

Молитесь лучше, господа,

За нашу Русь, а то – беда.

Так мне пророчествует лира.

Такой поэт неудобен переустроителям мира на революционных началах и их идеологическим пособникам. А потому в его стихах усматривается слишком много печали, поэт-де слишком часто пишет о грехе и о зле…

В 2010 году, к пятидесятилетию поэта, при поддержке администрации Краснодарского края вышел внушительный том стихотворений Николая Зиновьева «Круг любви и родства». В золотом тиснении, как издают классиков. Этому тому была предпослана статья Валентины Ефимовской из Санкт-Петербурга «Гражданин несуществующей страны», умаляющая и даже унижающая поэта. Почему «несуществующей»? Да, в девяностых годах было такое поветрие, когда смена общественной формации и режима были приняты за гибель России: «России нет… Не надо возмущённых И гневных фраз А истина проста: Есть горстка душ искусно разобщённых. Давным-давно не помнящих родства…» (С. Хохлов). И у Н. Зиновьева есть стихи об этом. Но это состояние его персонажа, о чём свидетельствуют отчаянье и горькая ирония. Выводить из этого концепцию для характеристики творчества поэта, вынося её в название статьи, нет никаких оснований: