Литературная Газета - Литературная Газета, 6597 (№ 19/2017)

А как же обстоят дела в другом массовом виде спорта – футболе? Все фамилии игроков написаны по-русски, хотя в Российской футбольной премьер-лиге (РФПЛ) разрешается почти половине команды состоять из иностранцев. Однако легионеры никоим образом не возражают против того, чтобы их фамилии писались на языке страны, в которой они работают.

Десятки наших хоккеистов играют в Национальной хоккейной лиге в Канаде и США. Но что-то ни у кого из них на свитерах нет надписей с фамилией на русском языке. А почему мы выдвигаем на первый план именно английский, хотя публика отечественная и должна узнавать своих любимцев не только по номерам на хоккейной форме? Якобы фамилия на латинице в интересах телевидения, транслирующего игры на другие страны. Интересы отечественной публики отвергаются в угоду телевидению, зарабатывающему деньги на продаже трансляции?

Вместе со своими друзьями-болельщиками я испытываю чувство недоумения и огорчения. Ибо наша страна сдаёт ещё один редут – теперь на ледовой площадке.

Забвению не подлежитВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / Классное чтение

Грозовский Михаил

Теги:Михаил Глуховский. Приключения партизана Лиса

Михаил Глуховский. Приключения партизана Лиса. М. : «Галея-Принт», 2017., 206 с.

Время неумолимо. Уходят из жизни ветераны исторической битвы с гитлеризмом. Те, кто стыл в окопах, кто сражался с карателями на оккупированной территории, кто бессонными ночами в заводских цехах вытачивал снаряды для фронта. Уходят… Но остаётся родная земля, которую они отстояли, одолев врага. Остаётся Родина.

В конце 1942 – начале 1943 года в рядах партизан сражались более 120 тысяч человек, а к концу 43-го их было уже около 250 тысяч. Читая книгу Глуховского, мы смотрим на события давних лет глазами подростка. Мальчик видит приход наглых незваных гостей в родной дом. Вместе с мамой, братьями, вместе с односельчанами испытывает на себе все прелести «нового порядка», который насаждали гитлеровцы и их прихвостни – полицаи. Помогает старшему брату и его товарищам сражаться с оккупантами. И в то же время Лёша не перестаёт быть обычным пацаном, которому хочется поозорничать, для которого даже в тех нечеловеческих условиях детство остаётся детством.

Вчитываясь в страницы повести, я снова и снова как бы заново слушал старшего друга, которому и посвящена эта книга, его рассказы о непростых партизанских буднях. Ведь это ему пришлось провести почти три года в оккупации на Смоленской земле и по мере детских сил помогать бойцам в их нелёгкой борьбе с фашистами. Распространял листовки, добывал разведданные для партизанского полка. Довелось ему принимать непосредственное участие и в боях.

После Победы юноша окончил школу рабочей молодёжи и поступил в художественно-ремесленное училище. Тяготы военного времени не прошли даром: ему пришлось пять лет пролежать в гипсе в связи с туберкулёзом позвоночника. Несмотря ни на что, он успешно окончил журфак МГУ и всю жизнь посвятил журналистике. Но вот что удивительно: сколько ни просили его написать о пережитом, отказывается: не хочет выглядеть нескромным, опасается, что кто-то оцарапает недоверчивым взглядом, словом.

Автор книги, журналист Михаил Глуховский, как мне представляется, сумел достаточно точно, зримо, с деталями, нередко и с добрым юмором рассказать о приключениях юного партизана, рыжего Лиса, его постоянном стремлении внести свою, пусть и небольшую, долю в приближение победы над врагом.

Книга – и в этом, на мой взгляд, её главное достоинство – не просто напоминает о героической истории нашего народа. Она исполнена благодарной памяти о тех, кому мы обязаны жизнью.

Размышления о ГалифаксеВыпуск 9 (28)

Спецпроекты ЛГ / Словесник / До самой сути

И. Репин. Портрет А.К. Толстого, 1896 г.

Теги:Алексей Толстой , «Галифакс»

К 200-летию со дня рождения А.К. Толстого

Русскому поэту, драматургу, прозаику Алексею Константиновичу Толстому в сентябре исполнится 200 лет. Срок немалый и, кажется, вполне достаточный для того, чтобы определить, уяснить место писателя в истории отечественной словесности. Но почему-то сделать это убедительно пока не получается.

Двух станов не боец

У А.К. Толстого есть стихотворение, которое до сих пор воспринимается как его «визитная карточка», поэтическое и политическое кредо. Первоначально оно называлось «Галифакс» по имени английского государственного деятеля, который, по словам Томаса Маколея, «всегда был строг к своим ярым союзникам и всегда был в дружеских отношениях со своими умеренными противниками». Однако впоследствии Толстой снял это название, и стихотворение вошло в русскую культурную память по своей первой строчке.

Двух станов не боец, но только гость случайный,

За правду я бы рад поднять мой добрый меч,

Но спор с обоими досель мой жребий тайный,

И к клятве ни один не мог меня привлечь;

Союза полного не будет между нами –

Не купленный никем, под чьё б ни стал я знамя,

Пристрастной ревности друзей не в силах снесть,

Я знамени врага отстаивал бы честь!

(1858)

Стихотворение это вызвало множество вопросов – как из стана «врагов», так и из стана «друзей». Оно действительно весьма противоречиво и сомнительно по возможному нравственному выводу. О каких станах идёт речь? Почему спор с обоими станами – жребий тайный? Что мешает спорить открыто? Что за клятва имеется в виду? Она синонимична «покупке»? И зачем становиться под чьи-то знамена, если ты не убеждён в правоте и святости этого знамени? Герой, отстаивая честь вражеского знамени, поступает так назло друзьям или хочет их чему-то научить? Объективности? Но что же это за объективность, если он при этом сам не верит в правоту того знамени, которое отстаивает, – иначе почему оно всё-таки остаётся «знаменем врага»? Не тот ли это соблазн, который ещё в Евангелии обозначен как «теплохладность»?

Сами по себе подобные вопросы, по сути, предполагают только один ответ – «двух станов не боец» есть декларация беспринципности, выдаваемой за независимость. Наверняка сам Толстой осознавал шаткость подобной позиции. И на протяжении всего творческого пути настойчиво возвращался к «проклятой» проблеме выбора.

В стихотворении «Лишь только один я останусь с собою…» (1856) фольклорный архетип «витязя на распутье» углубляется тем, что герой тоскует по «прямой, святой дороге», но прямо идти как будто не может, оказавшись в тупике, из которого его призывают «направо» и «налево» разные «голоса». Но это ложные альтернативы. Вряд ли лирический герой в итоге выбрал одну из сторон: его путь вообще лежит не в этой плоскости. В конце концов он освобождается от сомнений, которые сами по себе бесплодны, ибо не дают идти.